На обороте последней карточки, подписанной сентябрю — полинялые строчки: «Твоя» и «Люблю». Да с такою серой мутью во взгляде… то не от чувств, а для сглазу, привязать к себе покрепче, дабы. Ну и сентябрь тоже хорош, сам себе на уме. Прикроет ту карточку мокрым прозрачным почти кленовым листом, да позабудет, куда положил. Коли б не характер дурной, любую бы тешил осень, а так… Прислонившись спиной к октябрю, прикроет сентябрь глаза и, словно наяву, снова увидит осень, ту, где она покладиста, мила и голубоглаза от того.
Прошлое
Сжимая тонкими пальцами малый лист клёна, трава ждала своей очереди. Аккуратный и занозистый, он был билетом в осень. Кайма запечатлённой на нём малиново-красной зари веселила траву своим светом, хотя в самом деле, если глядеть на неё без настроения, могла показаться более, чем чуточку мрачной. Её явная, неприкрытая притворством скорбь казалась до поры до времени неуместной…
Трава, в серьгах и бусах росы, была поутру свежа, а ввечеру надевала чистейшей воды алмазные ожерелья. Кузнечики гусарами скакали подле неё, жуки-солдатики маршировали, не дерзая взглянуть, шмели по-генеральски снисходительно трепали её щёчки и, трогая за подбородок, одобрительно гудели. В зной бабочки махали расписными веерами крыл… Ну, разве плохо ей жилось, скажите на милость?!
К чему то нетерпение и скомканный в волнении билетик? И гадание при сумеречной луне про то, как будет прекрасно тогда и там, когда осень вырвет у неё из рук истрёпанный на ветру кленовый листок, и дозволит уже взойти…
А случится-то там… Проступившая от сожалений седина инея. И упругая зелень сойдёт на нет. Обратившаяся золотом, она окажется хрупкой чересчур, и сломается под первым же шагом в ненужную никому труху…
Вот он, тот вздор мнимой будущности, на которую уповают напрасно, принижая настоящее, которое ярко столь, что ясно видится чрез пыльное окно воспоминаний.
Пустоцвет
У Раисы Абрамовны было типичное лицо, которое делает еврейских дам старше пятидесяти похожими на сестёр. Иная хищная птица сочла бы её за родню, ибо горбинка, пикантная в юности, стала выглядеть несколько угрожающе. И делу не могли помочь ни изумительной красоты вставные зубы, ни аккуратные, чистейшей воды бриллианты в ушах. Более того, и украшения, и челюсти делали образ Раисы Абрамовны ещё более зловещим.
В самом деле Раиса Абрамовна была женщиной доброй, неглупой, а посему то, что она имела несчастье наблюдать ежедневно в зеркале, не могло не огорчать её. Постоянное недовольство собой, навечно застывшее во взгляде, окружающие истолковывали неверно, и, само собой разумеется, принимали исключительно на свой счёт.
Вследствие сего всеобщего недопонимания, Раису Абрамовну сторонились соседи, даже те, согнать которых с насиженной у подъезда скамейки обыкновенно не удаётся ни посулами, ни угрозами. При появлении Раисы Абрамовны они чудесным образом исчезали, разбегаясь, кто куда, как встревоженные голуби, и возвращались на давно облюбованный насест лишь убедившись в том, что дверь квартиры страшной соседки закрылась за ней ровно на три оборота.
Но однажды, во всём районе отключили свет. Такое бывало в те неспешные послевоенные годы, когда высаженные вдоль дорог тополя выглядели не более, чем смешными прутиками. Недовольные жильцы дома, в котором жила Раиса Абрамовна повздыхали, да начали потихоньку прикидывать, что из продуктов пропадёт в первую очередь. И тут…
Что было после, соседи вспоминали уже при свечах, за общим столом, накрытым в однокомнатной квартире Раисы Абрамовны.
— Стою я около своего новенького ЗиСа15, складываю оттаявшие куски льда в ведёрко, а тут стук в дверь, ну, а за нею… эта …милая дама! — С поклоном по направлению к хозяйке рассказывал сосед снизу.
Оказалось, что Раиса Абрамовна, горестно окинув взглядом наготовленное чуть ли не на неделею вперёд, решила позвать соседей в гости, ведь… не смогут же они отказаться, если спросить прямо? Среди тех, в чьи двери достучалась Раиса Абрамовна, от приглашения не отказался никто.
Так, с лёгкой руки старой еврейки, все выходные соседи ходили друг к другу в гости, а когда в районе по проводам вновь побежал ток, даже расстроились. Сроднились они за это время, да и Раиса Абрамовна оказалась золотой души человеком.
— Таки такой замечательный у неё форшмак…