— А уж как она поёт! — Наперебой восхищались соседи.
Знали теперь они и про то, что зубы у Раисы Абрамовны выпали в блокаду, а серьги — подарок мужа перед уходом на фронт. Она тогда загадала, — сохранит бриллиантики, её любимый вернётся, а коли нет…
— Не сбылось!? — Сочувствовали соседи.
— Сбылось. — Улыбалась Раиса Абрамовна. — Ни волосинки не упало с головы Яшеньки, но только не ко мне он вернулся, а к девушке своей. Та ему сыночка родила в самом начале войны, сохранила его в такие-то страшные годы.
— Вот, подлец! — Возмущались слушатели.
— Да нет, что вы, мой Яша хороший! Как сыну без отца расти? Я-то бездетная, пустоцвет, а Машенька умница, ещё и двух дочек ему родила. Нельзя, чтобы хорошему человеку, да и без деток жизнь прожить, неправильно это.
Слушали соседи Раису Абрамовну, качали головами, вглядывались друг в дружку внимательно, и думали про то, что, быть может, стоит всё же иногда отключать электричество, дабы при свете свечей разглядеть, наконец, в человеке человека…
Монотонность бытия
Обидно, когда рушится что-то живое.
Но если трещины затмевают пятку…
Долой трещины! А пятка пусть остается!!
Автор
Представьте, что мы сидим друг напротив друга, подле настоящего камина. Выключен верхний свет, за окном — ночное небо в неторопливом мерцании натуральных камней… Изредка слышен шум крыльев припозднившегося ворона, а тень филина медленно и беззвучно подчеркивает бледность чрезмерно крупного лика давно седой луны…
Будет нам поговорить о чём? Не окажутся ли слова лишними, а взгляды окрест нескромными? Тишина куда как велеречивее риторических изысков обращения от дикого, грубого быта к гражданственному16.
Пройдя путь от рождения до… человек не делается мудрее. С чего бы ему? Не растерял бы того, что дано. Не растратил порученного, приказав держаться накрепко определённого ему загодя предназначения на земле.
Душа, истерзанная маленькими озарениями, кровоточит, но не заживает никогда, да так и остаётся исцарапанной навечно. Расположенные именно к ним, страшат нас прочие, нетронутые сомнениями, те, которые тревожатся лишь о себе.
Когда люди смотрят исключительно вовнутрь себя, они отдаляются от жизни, существуя в воображаемом мире. Только вот… иллюзиям свойственно опадать коричневой, как у сосен шелухой… И что тогда? Как?!
Умей мы ценить по достоинству скуку монотонности бытия, мы были бы куда счастливее, но каждому хочется, чтобы та птица, которая стремится догнать ускользающее облако, присела передохнуть именно у него на виду…
Бабье лето
Ночью в гости к округе заходил дождь. И непросохший ещё войлок неба гляделся поутру неряшливо, покуда солнце не заявило об своих правах на небосвод. Утомляя не ведающей меры настойчивостью летней порой, в осенний день солнышко радует так, как никогда в иное время. И виной тому — его некстати взявшаяся скромность, а помехой — неблагодарная привычка к хорошему. Но осенью солнце и впрямь кажется слишком мало, коротко и холодно.
Впрочем, птицы несказанно рады ему, и умеют доказать то. Едва настоянный на полыни рассвет приоткроет занавесь ночи, вдруг принимаются они петь. Неодинаковые их голоса, тем не менее, слажены, и рождается такое … не чувство, но догадка, предвкушение, — будто бы едет кто куда-то со своим походным погребцом, в котором хрустальные стопки, да рюмочки, и перезванивают они, ударяясь боками друг об дружку, тихо и нежно.
— Ох, да осторожнее ты, любезный, чай не дрова везёшь… — Слышит возница временами, да куда уж ему, не волен он в той дороге. Какова есть, по той и везёт.
А кажется, только что, не далее, как вчера, там и там было видно, как толпятся пролески, с их головками в детских чепчиках, что покоятся на мягких подушках маминых зеленых объятий…
Выбился пух из перины ночи, всё небо в перьях облаков. Округа до часу немногословна. Ни чечётки дождей, ни распевок ветра, ни благодарного малому гомона пернатых. Лишь калина цветёт бархатом крыльев ночных бабочек бесшумно, да летучие мыши кромсают туман, ни от кого не таясь.
Бранное
Собачиться — браниться…
Как легко быть добрым, если тебе это ничего не стоит. Покивать сочувственно головой в ответ на высказанную одним лишь взглядом жалобу, обойти стороной почти прижимаясь к стене так, чтобы не замарать платье, и уйти в сытый уют своей жизни. И коли перед тобой человек, то ты можешь успокаивать себя тем, что «он сам виноват в своих неприятностях». А если это собака?