- Кажется, они хорошо понимают друг друга.
- Барак вертится вокруг него и в канцелярии, - сказал Цыган.
- Да, не бывать тебе, пожалуй, заместителем, - засмеялся Храстецкий.
- А зачем мне это нужно? Только хлопоты с такими шалопаями, как пан Храстецкий. Собачья служба!
Храстецкий вылил ведро помоев и выпрямился.
- Вообще, штаб заставы теперь выглядит по-другому - Барак да еще Штрупл. А мы годимся только для того, чтобы ходить в дозор.
Мимо них проехала начищенная до блеска автомашина. За рулем сидел Карлик, рядом с ним его элегантно одетая сестра.
- Ну, теперь будет тихо, - сказал Стромек. - Он ее привез. А вы заметили? На заднем сидении был Барак...
Вскоре небо затянуло тучами и хлынул ливень, так что средь бела дня пришлось зажечь свет. Гроза продолжалась два часа. Карлик на заставу не возвращался, наверное, он остался в ресторанчике. К вечеру один за другим вернулись патрули. Ребята промокли до нитки. Тех, кто отправлялся им на смену, ждала влажная, мглистая ночь в темных, мокрых лесах да болотистые тропинки - вода на каждом кусту, на каждой ветке. Ребята шли по мокрой траве в резиновых сапогах и плащах.
Карлик между тем уже сидел в канцелярии. Автомашина, вычищенная Бараком, стояла в сарае. Кстати, трофейный вездеход, недавно полученный заставой, был вечно не исправен и мок под дождем на дворе среди луж. Начало воскресного дня было, как всегда, спокойным. Однако в комнате Оливы сидели Иван и Стромек и совещались, прежде чем рассказать остальным пограничникам о том, что их взволновало: кто-то у столба № 22 перешел на ту сторону. Это обнаружил рано утром Олива, человек, для которого на границе никогда не существовало никаких тайн. На размокшей от дождя тропинке он обнаружил четкие следы, направляющиеся прямо к идущей в лощинке по ту сторону границы дороге. Там прошли два патруля, но это были не их следы...
- Таких подметок я еще не видел, - рассуждал Иван. - Кто-то шел напрямик, уверенно. От вырубки до границы следы были заметны на расстоянии примерно ста метров, а потом еще на пятьдесят метров по ту сторону границы.
- Этот человек наверняка шел или во время дождя, или сразу же после него. Но откуда?
- Расскажем об этом ребятам, - решил Олива, - но только нашим. Взглянем-ка на эти следы!
Они достали из сарая старые, разбитые велосипеды, закинули за спины автоматы и, изо всех сил нажимая на педали, медленно покатили вверх по склону к столбу № 22. И в самом деле, следы там были. Нечеткие, расплывчатые, бесформенные. Следы одного человека. На другой стороне границы все было спокойно, только где-то в Трепике лаяли собаки да изредка доносился шум автомобильного мотора. Стромек ползал по тропинке чуть ли не на коленях.
- Поехали домой и расскажем обо всем ребятам. На эту тропинку надо обратить внимание. Подумать только! Прямо на середине нашего участка границы... Мне это совсем не нравится.
- Расскажите об этом шефу, - предложил Храстецкий, когда они поделились с ним новостью. - Пусть знает об этом и почаще посылает туда патруль. Там каждый ориентируется хорошо. Посмотри-ка на карту.
- Охранять пересечение дорог. Прежде всего охранять пересечение дорог, - упрямо повторил Цыган. - Если пойдешь через чащу, глум будет слышен на кило метр. Об этом знает каждый болван.
Карлика это сообщение отнюдь не привело в восторг. Вместе с Оливой он поехал к границе на машине. Ко всеобщему удивлению, вернулись они быстро. Прапорщик махнул на это дело рукой: следы были уже трудноразличимы, и он засомневался, были ли они вообще. Однако через час начался переполох: была объявлена тревога, половина заставы прочесывала местность. В результате поймали двух парней, собиравшихся перебежать границу, чтобы попасть в американскую зону оккупации Германии.
Цыган пошел в ночной дозор и вернулся только к утру. Вопреки своим привычкам, он швырнул автомат на постель Храстецкого, ботинки - к печке и, не раздеваясь, улегся на койку, погруженный в свои мысли. Он испытывал какую-то тяжелую усталость. Этой ночью он был в дозоре с Бараком. У него в ушах все еще звучали без конца повторяемые Бараком слова о жизни, которой правит бог, о том, что коммунизм - это грубое и ошибочное учение, что техника на Западе - иная, чем у нас. Барак вовсю расхваливал Карлика: мол, этот командир отличается от всех остальных. Таким в будущем, безусловно, должен быть каждый, кто хочет удержаться на своем месте. А таможенники? Всю свою жизнь служили республике, а теперь их даже командирами патрулей не назначают. Так он болтал и болтал и все время хныкал, что у него болят ноги, и то и дело присаживался на пенек.
Почти в полдень Цыгана разбудил вернувшийся из дозора Храстецкий. Этот тоже швырнул автомат, проклиная бесконечное патрулирование: по утрам им приходится трястись от холода, а в жаркий полдень обливаться потом.
В следующую субботу они отправились в дневной наряд вместе. Солнце стояло высоко в небе и припекало. Вспотевшие и уставшие, они тяжелым шагом шли по выжженной земле к одиноко стоявшей сосне. Там, по крайней мере, было хоть немного тени. Цыган, прислонив автомат к стволу дерева, уселся рядом с товарищем. Даже курить им не хотелось: жажда мучила их с раннего утра. Правда, внизу, у мельницы, они напились из колодца. Вода была чистой и ледяной, но теперь у них во рту снова пересохло. Перед ними простиралась долина. Все подходы к границам были видны как на ладони. Цыган взял у Храстецкого старый и ржавый бинокль и принялся рассматривать опушки. По дороге тяжело полз грузовик, нагруженный камнем. Больше ничего. Цыган снял свои сапоги. Ноги его горели.
- Сегодня я искупаюсь и кое-что постираю, - сказал он. - Чувствую себя ужасно грязным.
- Разогреем большой котел. Я тоже к тебе присоединюсь. Только к вечеру, сейчас слишком жарко.
Вдруг Храстецкий, державший бинокль у глаз, весь напрягся:
- Карлик! Идет встречать сестричку. - И он показал в сторону аллеи.
Прапорщик дошел до долины и, не спеша, держа фуражку в руке, направился по тенистой аллее к первой мельнице. Ребята по очереди разглядывали его в бинокль. Прапорщик их видеть не мог. Он дошел до косогора и уселся на старых бревнах, оставшихся еще после немцев. Было половина первого, и пограничники уже собирались направиться к Лесову, когда со стороны Ходова появилась знакомая машина. Храстецкий не отрывал бинокля от глаз.
- Уже едет к нему. По ней можно проверять часы. Боится он, что ли, что она к нам попадет? Всегда ее встречает. Ого-го... Вот это да! Вот это поцелуй, скажу я тебе!
Он положил бинокль на траву и обернулся к Цыгану:
- Странно. Брат и сестра, а целуются, как любовники.
- Вижу, - ответил Цыган, держа в руке бинокль. Минут через пять автомашина с Карликом направилась в сторону Лесова. Храстецкий встал и взял автомат. Им пора было возвращаться. Когда они подошли к заставе, прапорщик и его сестра стояли у автомашины. Женщина слегка улыбнулась потным вахмистрам, а Карлик кивнул головой, чтобы рапорт они отдали дежурному. Цыган внимательно присмотрелся к их лицам: вряд ли это были брат и сестра...
В общежитие ребята возвращались вместе со Стромеком. Они рассказали ему о своих наблюдениях.
- А знаете, я уже давно думаю об этом, - ответил тот. - И зачем ему морочить нам голову, что это, дескать, его сестра? Ведь он не женат! Она красива, как картинка... Чего бы ему стесняться?
- Как-нибудь надо все это выяснить, - задумался Храстецкий. - Только к чему? Чтобы удовлетворить свое любопытство?..
В конце концов они сошлись на том, что их это не касается. Ребята улеглись у себя в комнате и так заснули, что даже обед проспали, такие были уставшие. Проснулись только во второй половине дня, но в такую жару есть не хотелось. Вечер, согласно плану, был предназначен для гигиены. Правда, на следующий день тётя Благоутова упрекала их за то, что они не принесли постирать белье.