Выбрать главу

- Свое фирменное! – с гордостью сообщила Варька.

Сельма вздрогнула. Варькино «фирменное» можно было есть, только размачивая в водичке, а единожды укусив его, вы рисковали, что зубы слипнутся намертво от изюма, шоколада и карамели – вкусных ингредиентов Варька не жалела.

- Ну и… - Варька с сомнением повертела в руках последний предмет – кружевные черные трусы. – Хотя нет, на это ты, пожалуй, не способна.

- На что? – упавшим голосом поинтересовалась Сельма, внутренне холодея.

- Бросить им на сцену. Ну, это же классика рок-концертов. Ну ладно-ладно, я так, на всякий случай спросила… - трусы исчезли, Сельма обрадовалась. По сравнению с трусами все остальное теперь казалось не столь уж и страшным.

- Сделаешь? – инквизиторским тоном спросила Варька.

- А без этого всего никак нельзя?

- Нет, - строго сказала Варька. – Я столько готовилась, зря что ли? Если ты откажешься, то придется все-таки самой, конечно, это разрушит мое только было наметившееся счастье в личной жизни, но ничего…

- Ладно, ладно! – слушать эти стенания не смог бы даже черствый циник. – Вручу, отдам, распишутся, заставлю сожрать, довольна?

- Я знала, что ты меня поймешь, - растроганно всхлипнула Варька.

 

* * *

 

Ночь в поезде отдыха не принесла. В последнее время со сном вообще была беда. Слишком часто снилось виденное там, по ту сторону. И слишком часто являлся во снах зеленоглазый «черт». Сельма уже могла бы по памяти рисовать его портреты. Но «черту» она даже радовалась. Куда хуже было, когда однажды приснилась какая-то баба. Баба стояла к ней в профиль, и Сельма невольно залюбовалась идеальными чертами лица. А потом та повернулась. Проснулась Сельма от собственного вопля, потому что с другой стороны это был отнюдь не идеальный скелет. С тех пор, прежде чем заснуть, она долго ворочалась, старалась думать о приятном, на худой конец о зеленоглазом рогатом блондине, который в ее снах, хоть и был разным – то смешливым, то грустным, то серьезным – но никогда не делал ничего плохого или страшного. Хотя, если выбирать, то сейчас Сельма предпочла бы не видеть снов вообще. Слишком усталой она просыпалась после таких видений, будто не отдыхала, а жила где-то вторую жизнь.

«Может, хоть в поезде, они от меня отвяжутся», - думала Сельма, устраиваясь поуютнее и наблюдая, как под потолком вагона распластался черный мохнатый шуш. Он пристально озирал входящих, бормоча что-то себе под нос. Что ж, какой-то нечисти и поезд – дом. Сельма вздохнула. Она думала, что способность видеть истинное, как выражался Эйво, благополучно ограничится тем миром, а оказалось, что в этом тоже полно всякой нечисти. Неудивительно впрочем, миры пронизывали друг друга двумя перепутавшимися клубками. Никому, кроме Сельмы, это не доставляло ни малейшего неудобства. Люди попросту не видели выходцев с той стороны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поезд оправдал ожидания. Сны не снились, хотя толком и не спалось. В отражениях в стекле рогатые морды тоже не мелькали, зеркало честно показало собственную помятую физиономию. Может, и правда, следовало сменить привычную обстановку, чтобы кругом перестала мерещиться чертовщина?

Время до концерта Сельма провела, слушая в наушниках виолончели и постепенно проникаясь. Группа полностью соответствовала своему названию «Crazy Cellos». Может, и на концерте будет на что посмотреть…

 

* * *

 

Посмотреть, может, и было на что, но пока что, в основном, было послушать. Издали Сельма видела только темное и светлое пятна – гривы двух виолончелистов, возвышающихся над толпой. А вот музыка… Музыка сносила голову напрочь, обволакивала, плавила кости и в то же время держала, не давая упасть, будто нанизав весь зал на одну волну.

Блондинистый виолончелист неизъяснимым образом притягивал внимание. Сельме захотелось рассмотреть его, и она начала потихоньку проталкиваться ближе. Зрители периодически заслоняли от нее происходщее на сцене, ворчали, но расступались, пока она не оказалась ряду этак в пятом. Пробиться ближе было просто невозможно – там единой массой спрессовались девочки-фанатки.

Сельма удостоверилась, что не потеряла ничего из своих вещей, толкаясь в толпе, подняла глаза на сцену, на блондинистого виолончелиста и вздрогнула.