Черноглазых близнецов она больше не видела. Может быть, им хватило подставки для цветов. А может то, что Айк попросил ее держаться поближе и быть на виду, даже во время концертов.
Иногда он находил ее глазами в зале и улыбался. Сельма подозревала, что это из-за выражения ее лица. Ей слишком нравилось, как он играет. Музыка обнимала, пронизывала тело, рассказывала о чем-то, для чего нет слов. Почти каждый вечер Сельма смотрела концерт из зала, и ей не надоедало.
Сельма вздохнула и скосила глаза на гриву светлых волос – Айк спал, уронив голову на ее плечо.
«Укатали сивку крутые горки», - сочувственно подумала Сельма. Слишком много парень на себя берет. По идее, большинство вопросов должен был решать тур-менеджер с помощью переводчика. По факту – Айк почти всегда таскался с ними, вникая во всё и разбираясь сам. На вопрос – почему он это делает, парень пожал плечами и сказал: «Люблю держать руку на пульсе». Мартина слегка бесило такое положение вещей. При мысли о тур-менеджере Сельма нахмурилась. Вот он-то и был тем единственным человеком, который ее невзлюбил. То ли потому, что предыдущий переводчик был приведен им самим, то ли из соображений, что «баба на корабле – к беде», то ли еще по какой-то причине. Сельма чувствовала, что раздражала его одним своим видом, но… с ними почти всегда был Айк. И раздражение Мартина никогда не выплескивалось наружу.
В черном мониторе мелькнуло чье-то отражение, и Сельма вздрогнула – ей почудился там череп. Нет, это просто свет так неудачно упал на ее лицо, когда автобус поворачивал. Она уставилась в окно, но в ночи решительно ничего нельзя было разглядеть. Девушка рассеянно перевела взгляд на откидной столик Айка – он был завален бумагами: Айк хотел найти какую-то инструкцию, потом плюнул, полез искать ее на планшете, а потом заснул. Из-под разбросанных листов страховки, маршрута тура и прочей ерунды высовывался уголок водительских прав. Сельма смотрела на него, смотрела и почувствовала, как в ней просыпается любопытство. «Я даже не запомнила, как его зовут по-настоящему, - подумала она. – Он, наверно, уже и сам забыл». Стараясь не потревожить спящего Айка, она осторожно извлекла права из вороха бумаг. На фотографии Айк выглядел младше и улыбался во все зубы. Сельма хихикнула и поискала строчку с именем. Звезду виолончели звали Elhaz. «Какое-то нетипичное финское имя, - подумалось Сельме. - Не, Айк ему лучше подходит». Она еще полюбовалась фотографией и сунула права обратно. Спящий Айк приятно грел ей левый бок, и она сама не заметила как задремала.
* * *
Закрыто, все закрыто, никакой лазейки в ее сны. Никакой возможности управлять. Послать кого-нибудь из слуг? Но они слишком боятся, он всегда слишком близко. А время идет… Но если нельзя проникнуть в ее голову, то, может быть, можно в чью-то другую? Кто из тех, кто рядом, позволит войти? Красавчик, который носит кельтские узоры на теле? Или певец, любящий свое отражение в зеркале больше всего на свете? Или тот, кто делит с ней одежду? Достаточно ли в них зла? Да или нет?...
* * *
Он спал. Тревожным неглубоким сном, как всегда, когда был в туре. Эти недели выматывали его начисто, а в сейчас вообще все шло не так, как надо. Он почувствовал, что сон уходит, уступая место привычному беспокойству, и недовольно заворочался – ну нет же, хоть бы раз поспать до утра! Его будто услышали, тревога чуть отступила, будильник зазвенит еще нескоро, в гостиничном номере царила темнота, и эта темнота накрыла его, обволокла и потащила за собой. На этот раз он провалился глубоко, ему даже что-то приснилось. Какое-то болото в тумане. Дурацкое место, никогда он таких не видел. Но раз ему что-то снится, он хотя бы точно знает, что спит. А потом появилась она. Странная женщина: половина лица безупречно красива, как картинка из «глянца», а вторая – выбеленный временем череп, провал глазницы, оскал рта… Женщина улыбалась уцелевшей частью губ, и в сочетании с вечной улыбкой оголенной челюсти это выглядело… «weird» - вот, отличное слово на английском - подумал он. Она что-то сказала ему, он не понял что, потом покачала головой и протянула ему что-то на ладони. Шарик, маленький, размером с мяч для настольного тенниса. Будто из темного стекла. Он взял его в руки и понял, что это не стекло. Шарик состоял просто из… тьмы. Мерцающей, переливающейся тьмы. Он сжал его в кулаке и проснулся.