Несмотря на зажигательные речи революционных ораторов, толпа вначале как бы стеснялась предаваться открытому грабежу, видя одних беззащитных женщин и находившуюся при смерти графиню. Но это было только до момента, когда они ворвались в винный погреб, где дрались из-за бутылок, выхватывая их друг у друга, толкая, отпихивая ногами упавших. Пьяные сваливались тут же; по ним, как большие серые крысы, ползли полупьяные, а державшиеся еще на ногах заполнили весь двор... Еле удалось вынести умиравшую графиню из совершенно разграбленного дома, который толпа в конце концов подожгла со всех сторон. Когда несчастную женщину переносили при 17-градусном морозе в лазарет находившихся напротив казарм лейб-гвардии Конного полка, провокаторам и этого показалось мало: они стали подстрекать обезумевшую, опьяненную грабежом и вином толпу стрелять в несчастных людей, в несколько часов лишившихся имущества и крова. К счастью, пули, летавшие во все стороны, в них не попали, но задели любимую молодой графинею собаку, бросившуюся защищать свою хозяйку, когда один солдат ее грубо схватил за руку. Несчастная красавица-овчарка была изранена, избита каблуками и лежала на снегу в луже крови. Каким-то чудом собака выжила и в 21-м году прибыла с моей женою в Териоки.
Семья графа была гостеприимно принята в лазарете старшей сестрой милосердия, уступившей больной графине свою комнату и единственную кровать. С улицы всю ночь продолжали доноситься пьяные крики, стрельба, треск пулеметов и, наконец, стали врываться солдаты, требовавшие уплаты за якобы оказанные семье графа услуги. Утром явился доктор еврейского типа, который, подав два пальца, заявил, что ввиду возможных эксцессов со стороны солдат он просит семью графа Фредерикса через два часа покинуть госпиталь, иначе он их сам удалит. На просьбу дочерей графини послушать пульс у умирающей он ответил, что не желает иметь ничего общего с немкой (графиня была полькой). Положение было отчаянное. Дочери вспомнили об английском пасторе, друге их воспитательницы-англичанки. Надев косынку сестры милосердия, чтобы с меньшим риском пройти по запруженным пьяными солдатами улицам, моя жена отправилась на Галерную к английскому пастору. Он принял участие в семье и предложил им переехать под именем Жимсон в английское общежитие.
Возник вопрос о перевозке больной графини. Доктор, боясь себя скомпрометировать, категорически отказал в каком бы то ни было содействии. В конце концов удалось у него вымолить разрешение воспользоваться маленькими санями в одну лошадь. По прибытии в английское общежитие семья думала найти успокоение; но спокойствия в Петрограде в то время нигде не было. Во многих местах происходили пожары; на другой стороне улицы догорал Литовский замок, пожар которого длился несколько дней; по ночам беспрестанно слышался шум от поднимавшегося и опускавшегося лифта, громкие крики врывавшихся в помещение солдат, наводивших своим появлением ужас на беззащитное население, которое они под видом обыска просто грабили. Оставшаяся тоже без крова прислуга графа Фредерикса, часто прибегая к ним за советом, куда деться, невольно своими посещениями выдала, кто они. Хозяйка дома, искренно сочувствовавшая антинемецкому движению, в резкой форме потребовала удаления семьи графа Фредерикса. Жена моя в отчаянии побежала просить помощи у супруги английского посла. Когда секретарь посольства доложил леди Джиорджине Бьюкенен, что ее желает видеть дочь министра двора и супруга дворцового коменданта, она наотрез отказалась ее принять. Впоследствии она объясняла свой отказ тем, что не считала себя вправе по долгу (какому — осталось невыясненным) перед Временным правительством принимать у себя лиц старого режима.
Помощи больше ни от кого уже ожидать нельзя было. Пришлось воспользоваться автомобилем с английским флагом, в котором пастор приехал за семьей, и под ругань провожавшей их хозяйки дома с соизволения А. Ф. Керенского выехать в мою маленькую казенную квартиру у Певческого моста. В эти тяжелые дни скитания семьи графа из одного конца Петрограда в другой единственным светлым лучом была проявленная императрицей Александрой Федоровной присущая ей доброта: будучи сама в ужасном состоянии из-за неизвестности касательно судьбы государя, ухаживая за больными детьми, она тем не менее вспомнила о семье графа Фредерикса и поручила мистеру Гибсу, учителю наследника цесаревича, разыскать их, выразить ее сердечное сочувствие и получить сведения о состоянии здоровья больной графини.
12