В наше неустойчивое время приходится наблюдать совершенно необъяснимые противоречия в действиях как правительств, так и отдельных личностей: с одной стороны, как будто бы признают большевиков, а с другой — их осуждают. В октябре 1927 года состоялось в Париже многолюдное торжественное собрание поклонников большевизма: присутствовавшие праздновали десятилетний юбилей со дня проведения в жизнь под пролетарской маской грубого режима произвола, пользующегося поддержкой многих из великих мира сего; а 7 июня 1929 года в том же зале масонской ложи устраивается митинг протеста против расстрела фон Мекка, Велички и Пальчинского. На этом митинге, организованном республиканско-демократической партией, русские патриоты — Милюков, Керенский и их единомышленники вещали перед интернациональной аудиторией, что, «признавая в основе большевизма величайшую истину, они смотрят на большевиков как на преступную шайку, в течение десяти лет совершающую во имя идеи одно преступление за другим».
Тем не менее, не говоря о стоящих у власти политических деятелях, даже европейские и азиатские короли принимают в качестве дипломатов и торговых представителей у себя кремлевских палачей, жмут им руки и не отказываются от их приглашений. При всей своей культурности народы Европы в данном случае напоминают наших «чудо-дезертиров», в первые дни керенщины говоривших: «Чаво нам в окопы иттить? Мы — тамбовские... до нас немец не дойдет...» Однако жизнь показала, что «немец» дошел и до тамбовских обывателей: постигший Европу мировой экономический кризис есть результат проведения в жизнь теории Ленина, по которой расстройство денежной системы в государствах ведет к разрушению капитализма.
26
Эмигрантская пресса.
Людей, не оценивших совдеповского рая и покинувших Родину, называют эмигрантами, вероятно придерживаясь терминологии, принятой во времена «великой французской революции». Ее же разрушительные идеи были положены в основу «декретов Ильича», хоть и создавших Ленину репутацию гениального человека, но на самом деле заимствованных у якобинцев. Делятся эмигранты на три категории: 1) борцы за свободу, собственными руками подпилившие сук, на котором сидели; 2) несознательно вторившие им болтуны; 3) люди, непричастные к развалу Родины, но сильно от него пострадавшие. Первая из этих категорий невольно приводит на ум известный анекдот: после восстания декабристов, в котором принимал участие цвет русской аристократии, московский генерал-губернатор — знаменитый Растопчин сказал: «Во Франции революцию делали сапожники, это понятно — желали стать барами. У нас революцию сделали бары... Неужели же из желания стать сапожниками?» И на самом деле, большинство эмигрантов, проев последние спасенные крохи своих состояний, превратились в чернорабочих в приютивших их странах. Но это не мешает большинству эмигрантов всех категорий мечтать о восстановлении России на началах достижений февральской революции, как будто бы они не желают понять, что власть большевиков есть лишь блестящее завершение «бескровной» революции 1917 года. Наши левые общественные деятели, по-видимому, забыли про кратковременное, но весьма неумелое управление рулем государства временных правителей и верят, что в переходе намеченной границы демократизации России виноваты не правители, а взбунтовавшиеся по их же указке «рабы» (как Керенский назвал народ). По объяснению нашей левой эмиграции, «рабы» эти не дали возможности довести до конца начатый над нашей Родиной демократический эксперимент.
Воспользовались этим экспериментом вдохновители III Интернационала: они добились желанных результатов для своего племени, живущего между чужими народами, т.е. «международно» и не национально, а «интернационально». Ныне некоторые эмигранты как бы оправдываются и извиняются за свое прошлое, порицая то, чему поклонялись; так, например, в апреле 1920 года княгиня Палей, морганатическая супруга великого князя Павла Александровича, в своем интервью, помещенном в «Журналь де Женев», сообщила американскому корреспонденту, что считает преступлением государя его слабость и доверие к императрице, советы которой толкали на одни ошибки. Правда, в 1923 году она же выпустила свои «Воспоминания о России», где очень сердечно (неизвестно, вследствие какой причины) отзывается об императрице. Лично я могу засвидетельствовать, что государыня была чрезвычайно благосклонна к княгине Палей, особенно в последние годы. Многих удивило в Париже и письмо княгини Палей к редактору' газеты «Возрождение» в номере от 3 января 1927 года, в котором она, между прочим, уверяет, что великий князь Павел Александрович никогда не признавал Временного правительства, между тем как в Петрограде в «Новом времени» от 21 марта 1917 года было помещено письмо великого князя Павла Александровича, в котором он в заключение говорит: