Когда графу Фредериксу приходилось беседовать с императором Вильгельмом, почти ежегодно приезжавшим на свидания к нашему государю, император Вильгельм высказывал несколько раз графу свой взгляд, что Германия не должна иметь войны с Россией, ибо такая война только бы помогла международным социалистам довести или Россию, или Германию, или обе эти страны до революции.
На следующее утро министр иностранных дел С. Д. Сазонов заехал до доклада Его Величеству к графу с целью убедить его в необходимости продолжения мобилизации; но граф определенно высказал ему свой взгляд, что война в случае неудачи приведет в конечном результате к революции; Сазонов же держался того мнения, что только война может предупредить революцию, которая непременно вспыхнет, если войны не будет.
В тот же день Сазонов доложил государю, что имеет храбрость взять на себя предложение не отменять частичной мобилизации, считая, по всем имеющимся в его распоряжении данным, войну неизбежной, а военный министр генерал-адъютант Сухомлинов высказал сложившееся у него твердое убеждение, что слова императора Вильгельма — не более как уловка, имеющая целью заставить нас остановить мобилизацию и тем сделать русскую армию небоеспособной к моменту наступления совершенно мобилизованной и сосредоточенной в то время германской армии.
Наш государь 18 июля телеграммою сообщил императору Вильгельму, что по техническим условиям невозможно приостановить наши военные приготовления, причем дал слово, что, пока будут длиться переговоры, мобилизованная русская армия никаких вызывающих действий предпринимать не будет. Дипломатические переговоры продолжались до вечера 18 июля, когда, с одной стороны, стало известно, что в Вене правительство идет на уступки, будучи готово в конфликте с Сербией принять предложенное посредничество нейтральных держав, а с другой стороны, из Берлина пришло известие, что по указу императора Вильгельма Германия объявлена на военном положении.
В это же время граф Пурталес передал в Петербурге полученное им из Берлина ультимативное требование демобилизовать русские войска в 12-часовой срок. За неисполнение Россией указаний берлинского кабинета император Вильгельм, несмотря на личную телеграмму нашего государя, счел себя вправе объявить 19 июля войну России. С этим извещением германский посол граф Пурталес приехал к министру иностранных дел С. Д. Сазонову; последний немедленно передал его по телефону министру двора графу Фредериксу, который незамедлительно отправился во дворец доложить полученные сведения Его Величеству.
Выслушав графа, государь перекрестился и сказал: «Моя совесть спокойна — я сделал все от меня зависящее, чтобы предотвратить войну».
Желание со стороны Германии переложить на Россию ответственность за разрыв заставляло ее государственных деятелей прибегать к mensonge anglais, т.е., не говоря неправды, освещать события в желательном для них смысле. Обвинения по адресу России, якобы вызвавшей своей мобилизацией войну, должны отпасть для всякого, сколько-нибудь следившего за военными приготовлениями Германии, так как раньше чем до Берлина дошли известия о нашей общей мобилизации, в Германии было объявлено состояние военной опасности Kriegsgefahrzustand, т.е. приведение армии в такое состояние боеспособности и сосредоточенности, которое давало ей возможность в любой день начать военные действия против соседа, не произнося слова «мобилизация».
К сожалению, у нас распоряжения по приведению армии в боеспособное состояние начинались со слова «мобилизация», которым они в германской армии заканчивались. Одним из доказательств правдивости сказанного может служить занятие Люксембурга стотысячным германским корпусом через сутки по объявлении мобилизации: произвести в 24 часа пополнение кадров корпуса мирного времени до полного боевого разворачивания вряд ли представляется возможным для какой бы то ни было армии.
Другое подтверждение сказанного можно было получить в нашем департаменте полиции, где хранился циркуляр германского генерального штаба за № 421 от 9 июня 1914 года о немедленной мобилизации всех промышленных предприятий в Германии. Не менее доказательное проявление дружеских к нам отношений со стороны нашей соседки — Германии представляет следующий факт: вскоре после объявления войны на финском берегу залива, в том месте, где, по предположениям германского генерального штаба, должен был быть произведен молниеносный десант, были найдены зарытыми в земле немецкие мундиры, знамена, приборы для сигнализации, карты подступов к Петербургу, причем имелись сведения, что перед оставлением этих мест жившие там немецкие офицеры уничтожили большую часть инвентаря этой базы.