Ваше Императорское Величество горячо любите Родину и ради ее целости, независимости, ради достижения победы соизволите принять решение, которое может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжкого положения.
Ожидаю повелений.
Генерал-адъютант Алексеев.
2 марта 1917 г.»
II. «Телеграмма. Псков, главкосев; копия наштаверх.
Генерал-адъютант Алексеев передал мне преступный и возмутительный ответ председателя Государственной думы Вам на высокомилостивое решение государя императора даровать стране ответственное министерство и пригласил главнокомандующих доложить Его Величеству через Вас о решении данного вопроса в зависимости от создавшегося положения.
Горячая любовь моя к Его Величеству не допускает душе моей мириться с возможностью осуществления гнусного предложения, переданного Вам председателем Государственной думы. Я уверен, что не русский народ, никогда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойничья кучка людей, именуемая Государственной думой, предательски воспользовалась удобной минутой для проведения своих преступных целей. Я уверен, что армии фронта непоколебимо стали бы за своего державного вождя, если бы не были призваны к защите Родины от врага внешнего и если бы не были в руках тех же государственных преступников, захвативших в свои руки источники жизни армии.
Таковы движения сердца и души. Переходя же к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я, непоколебимо верноподданный Его Величества, рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы промедление не дало пищу к предъявлению дальнейших, еще гнуснейших притязаний.
Генерал Сахаров.
Яссы. 2 марта 1917 г.»
По прочтении мною этих телеграмм государь приказал мне передать их в военно-походную канцелярию. Выйдя от Его Величества, я около своего купе встретил барона P. A. Штакельберга.
Барон Штакельберг сопровождал во время войны при высочайших путешествиях министра двора или его заместителя, исполняя при них обязанность начальника канцелярии министерства императорского двора. Когда я ему высказал свое возмущение великим князем Николаем Николаевичем, барон, привыкший в великом князе видеть опору нашего самодержавия, выразил на своем лице недоверие к моим словам.
«Вы мне не верите? Так читайте», — сказал я ему, показывая коленопреклоненное моление великого князя об отречении государя от престола.
Поздно вечером командующий Балтийским флотом послал на имя государя императора телеграмму:
«С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать. Всеподданнейше присоединяюсь к ходатайствам главнокомандующих фронтами о немедленном принятии решения, формулированного председателем Государственной думы. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины.
Вице-адмирал Непенин.
2 марта 1917 г.»
Хотя командующий Черноморским флотом адмирал Колчак и воздержался от посылки личной телеграммы государю, но он безоговорочно принял уведомление Родзянки о захвате власти изменниками царя, о чем председатель Государственной думы Родзянко поставил его в известность следующей телеграммою:
«Петроград. От временного комитета Государственной думы. Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием.
Председатель Государственной думы Михаил Родзянко.