Она категорически не хотела показывать своего счастья от полёта в общем и от разведки в частности и восторги свои решила укрыть за грубостью.
— Гоша, я знаю, что ты летаешь, как бог-недоучка, но где ты умудрился её извалять? Играл в перевёртыша на песчаных карьерах, а её снять забыл, карьер её шевелюрой подмёл? Или вулкан какой начал извергаться, и ты её в пепел макнул?
Гоша засмущался. Вид у Бабы и правда был удручающий: растрёпанная, волосы от пыли и влаги встали колом. По волосам, по лицу и плечам стекают грязевые сели. Рубаха промокла и пропиталась грязью, а кожа от холода приобрела синеватый оттенок, сделав её похожей на утопленницу.
— Детишки мои пошалили немножко, — потупился в ответ Гоша.
— Ай, сорванцы! Вам, мадам Деликатес, если голодны сильно, предлагаю в лес прогуляться. Там яйца в гнёздах найдёте: можете собрать и на огне пожарить. Орехи-спелуны, вечно спелые, ни с чем не перепутаешь, висят низко, на мозги похожи. Рыба в озере кишит, но её ловить надо, и ягод полно. Драконы раз в неделю питаются или реже, так что я не голоден, а вы же, люди, народ слабый, по полдня едите — времени вам на жрачку не жалко. И если смоешь с себя эту грязевую раскраску, буду тебе премного благодарен, а то вид имеешь ужасающий, словно спецназовец из штурмовой бригады.
— Взрослые драконы раз в неделю питаются, — печально поправил Гоша. — А дракошки постоянно голодные, совсем как люди. Жрут и жрут, прорвы ненасытные!
— Вот, сосед, говорил я тебе: не женись рано, погуляй, полетай, подури всласть! Теперь на их прокорм жизнь свою и кладёшь. Ну да ладно, работа тебе, неуёмному, всегда найдётся, накормишь своих малолетних проглотов.
Баба не дослушала, пошла привычной дорогой на озеро, вот только хромать забыла. Но и Дракону не до неё было: давал полётное задание таксисту.
Вернулась она нескоро и ещё красивее, чем утром: отогрелась, порозовела пуще прежнего, мокрая свежепостиранная рубаха облепила её тело, подчёркивая выдающиеся формы. Сандалии из коры и ивняка делали её поступь слышной, цокающей, словно каблуки по мостовой. В руках сплетённая из прутьев корзина, полная орехов-спелунов, непонятных ей грибов и пёстрых яиц беспечных птиц, вьющих гнезда в низких кустах. Идеальная баба: чистая, спелая, немного уставшая, с руками, полными снеди.
На неудобном троне у камина, напротив возлежащего Дракона-обжоры, сидел гость: немолодой бородатый гном с большим грубым перстнем на пальце и золотой серьгой в ухе. Он весь был такой же грубый, как его перстень. Широкий, коренастый, переломанный нос его по размеру мог соревноваться с драконьим, а сквозь заросли бровей смотрели такой пронзительной синевы глаза, что как будто само небо заглянуло к ним в пещеру. Когда он встал, приветствуя Бабу, то лицо его оказалось на уровне её грудей. Ей захотелось пригнуться к нему, но, чтобы не обидеть его чувства, она предпочла отступить на пару шагов.
— Ну, представь нас, Сейл, — справедливо потребовал гном у Дракона, неприкрыто со свистом втягивая носом запах Бабы.
Дракон растерялся. Он не знал имени Бабы: не спросил, не интересовался. Если бы он был человеком, то, наверное, даже покраснел бы от неловкости, но Баба ему пособила:
— Зовите меня Деликатес, так привычнее будет, — предложила она.
— Дели, значит. Очень приятно, а я Верзила, — раскланялся гном.
Баба не сдержала усмешки, гыкнула, неудобно получилось.
— Да-да, среди своих я велик! — гордо выпятив грудь, подтвердил гном, которого его низкорослость, похоже, вовсе не смущала.
— И не только ростом велик, — добавил Дракон.
Гному комплимент явно понравился, а Баба, чтобы загладить вину за усмешку, предложила приготовить еды.
— Нет, благодарю, не ко времени. Разве что грибы вот эти, на лопухи похожие, не стоит есть, а выбросить поскорее и руки помыть. А вот этими, веселящими грибочками, я бы подкрепился. Рано они у вас пошли, у Шиа в меню их нет ещё почему-то, — гном вёл милую беседу, словно они были не в пещере с крысами, а на светском рауте.
— Что ж, значит, я помогу ему исправить эту оплошность и порадую гурманов, — пообещал Дракон не менее пафосно.
Баба, глядя на этих двух напыщенных индюков, с трудом сдержала смех, оставила указанные гномом правильные грибы на камне у камина, остальное понесла на кухню, в мусоропровод, а сама думала: «Сразу видно продавца: поёт соловьём, должно быть, что-то втюхивает гному. Интересно, что?» Когда она вернулась в зал, грибов поубавилось, Верзила был навеселе и так облизывал Бабу глазами, что ей неловко стало. То нюхал, теперь глазами раздевает. Экий баболюб!