Тырышкин замолчал и с какой-то безнадёжностью посмотрел на меня.
«Что же будем делать? – пробежала тревожная мысль. – Без пресса изготовлять танковые башни нельзя – это ясно. Броневые листы, – соображал я, – мы во всяком случае получим. Магнитка рядом, и там, вероятно, уже наладили производство брони. Хотя как знать, ведь магнитогорский завод тоже бронёй не занимался».
И тут же я вспомнил инженеров из Гипромеза, с которыми встретился в Свердловске. Они летели на Магнитку проектировать там размещение бронепрокатного стана. На Магнитке только ещё собираются проектировать размещение бронепрокатного оборудования, эвакуированного с Украины. Так что получение брони с Магнитки проблематично. «Да-а, – подумал я, – невесёлые дела, и придётся же покрутиться…»
В тот же день я познакомился с военным приёмщиком броневых корпусов, или, как он назывался, военпредом.
– Все необходимо начинать с азов, – сказал он.
– А с чего именно, по вашему мнению? – спросил я его в свою очередь.
– Вы же отлично знаете, что без листов броневой стали корпуса делать нельзя. Поэтому думаю, что, пока монтируют пресс, нужно было бы завезти на завод броневую сталь и начать хотя бы изготовление деталей, не требующих обработки на прессах.
– А необходимый инструмент для механической обработки на станках имеется?
– На первое время как будто бы есть. А кое-что заказано в Златоусте. Во всяком случае, мне известно, что заказ на инструмент выдан, но получено ли что-нибудь по этому заказу – не знаю. Не проверял, – признался военпред. – Ведь я сам-то на этот завод только перед вами приехал.
Решил немедля вызвать начальника отдела снабжения завода и поговорить с ним. Снабженец оказался типичным представителем той категории служащих, которые превосходно владеют искусством создавать впечатление благополучия, организацией порученного дела не занимаются, а не умолкая говорят о сложностях и трудностях своей работы.
– Для броневого производства у нас на заводе все есть, – уверенно сказал снабженец.
– А инструмент для механической обработки деталей имеется весь?
– Инструмент будет. Мы послали в Златоуст заявку уже более месяца назад.
– Месяц назад! А каков результат? Получено что-либо по этой заявке? Вы проверили состояние дел с вашим заказом в Златоусте? Ведь для обработки броневых деталей требуется много специального инструмента,
Снабженец забубнил своё:
– Я требования, поступающие с производства, у себя не держу, сейчас же направляю заявки нашим поставщикам – дальше на заводы. – И ещё обиделся: – Меня пока никто не упрекал, что я бумаги у себя задерживаю.
– Вы уже не одну работу на заводе сорвали, – с раздражением произнёс присутствовавший при разговоре военпред. – Как мне говорили в цехах, из-за того, что вовремя не обеспечивали производство всем необходимым.
– Вы сами или кто-нибудь из ваших работников в Златоусте были? – начал я снова разговор со снабженцем. – Проверили, как идёт изготовление заказанного вами месяц назад инструмента?
– А зачем нам деньги на командировки тратить? Мы имеем указание сокращать статью «командировочные расходы», а тут я сам буду нарушать это указание. Я вам сказал уже, что все заказы я направил вовремя.
У меня все кипело внутри от раздражения: классический тип равнодушного к делу человека!
– Сейчас же идите и проверьте, как выполняются в Златоусте ваши заказы, – стараясь быть спокойным, но достаточно твёрдо сказал я ему, – а завтра в десять часов утра доложите мне о состоянии по каждому виду инструмента, в особенности специального. Когда, какой инструмент будет изготовлен и когда будет здесь, на заводе.
– Немедленно надо заменять этого чиновника, он все дело может загубить, – сказал военпред, когда снабженец вышел из комнаты.
– Что ж, послушаем завтра, что он доложит, а там посмотрим. А пока, – предложил я, – пойдёмте-ка поговорим ещё с начальником цеха механической обработки деталей.
Зашли в его конторку.
– Где у вас могут быть узкие места, особые трудности? – спросил я начальника цеха, ещё довольно молодого, но очень серьёзного человека, как мне охарактеризовал его военпред.
– Будет много сложностей с обработкой обечаек под танковые башни. Это, знаете, деталь, на которой вращается башня, – пояснил он. – И эти обечайки необходимо обрабатывать на больших карусельных станках. А у нас на заводе всего один такой станок. Он, вероятно, будет серьёзно сдерживать все производство.
Мне было хорошо известно, что этот тип станков в нашей стране в то время был чрезвычайно дефицитным. Как же обойти эту трудность? Надо что-то предпринимать.
Подошёл директор завода Тырышкин и вновь начал разговор об отсутствии на заводе специалистов по штамповке тяжёлых броневых деталей.
– Ведь мы совершенно другим производством занимались до сих пор, – с тревогой в голосе говорил он. – Больше всего опасаюсь трудностей на этом участке. Конечно, сейчас нельзя сказать, какие затруднения ещё могут возникнуть. Наверно, объявятся, когда начнём производство корпусов. Но сейчас надо быстрей приступать к делу. И прежде всего нужен броневой лист и штамповка.
Тырышкин сообщил, что мне выделили комнату в квартире одного из инженеров завода. А в бытовых помещениях цеха отвели комнатку рядом с комнаткой военпреда.
Я зашёл туда. В комнате стояли небольшой стол, покрытый листом зеленой бумаги, четыре табуретки и лежак, обитый светло-жёлтым дерматином. На лежаке в изголовье – подушка, рядом свёрнутые в рулон простыня и серое тоненькое одеяло.
Первую ночь я переночевал на квартире молодого инженера-механика, а потом совсем перебрался на завод.
…Днём позвонили из обкома. Пришёл мандат. Секретарь обкома Сапрыкин был у себя, и я прошёл к нему.
– Ну вот, разрешите вручить, – и он протянул мне документ.
Получая его, я ещё не понимал, какую он имеет силу.
Текст мандата напомнил мне первые годы революции.
«Выдан сей мандат т. Емельянову Василию Семёновичу в том, что он является уполномоченным Государственного Комитета Обороны на заводе по производству корпусов танка…
На тов. Емельянова В.С. возлагается обязанность немедля обеспечить перевыполнение программы по производству корпусов танка…»
И в конце: «Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин».
– Почему я отвечаю за перевыполнение плана? А кто же отвечает за его выполнение? – удивился я, прочитав мандат.
– Видимо, директор завода, а уполномоченный ГКО, как мне думается, должен обеспечить перевыполнение тех заданий, что установлены планом. Должно быть, так, – сказал Сапрыкин.
В обкоме мне сказали, что на станцию пришёл состав с эвакуированными из Ленинграда.
«Может быть, встречу кого-нибудь из знакомых. Как было бы хорошо! И главное, кстати», – подумал я и направился на вокзал. Пришёл, взглянул на толпившихся у вагонов людей, и обомлел. Да ведь это Никонов! Безусловно, он! Ну, видимо, его сама судьба сюда направила. Никонов – прекрасный специалист по производству танковых корпусов и хорошо знает прессовое хозяйство. Но почему у него на лбу марлевая повязка? Через толпу людей я пробрался к Никонову.
– Вы какими судьбами сюда попали? – спросил я, радостно здороваясь с ним.
– Вот в эвакуированных оказался. Здесь мы проездом. Там теперь военной техникой придётся заниматься. Ведь я не один, а с целой бригадой – нас семнадцать человек, да восемнадцатая в придачу медицинская сестра.
– Что это с вами? Ранены?
– Так, пустяки. Слегка царапнуло. Под огнём выезжали с завода. Последние дни под артобстрелом выполняли программу. А когда совсем уже нельзя было работать, получили указание выехать в тыл и действовать на другом заводе. А так как каждый из нас хоть и небольшую, но все-таки царапину имеет, то нам медсестру прикомандировали – раненые все-таки. Без присмотра, говорят, вас оставить нельзя. Такой, говорят, порядок. Ну, мы не против порядка. Вот так и добрались до Челябинска, а завтра дальше тронемся, – спокойно, вроде бы о самых обычных делах говорил Никонов, «Да он здесь нам нужен! – подумал я. – Вот кто может организовать работу по монтажу пресса и наладить штамповку броневых деталей».