И я вспоминаю: в 1932 году я находился в Германии на заводе Круппа. У нас был с этим заводом договор о технической помощи, по которому мы направляли на этот завод своих металлургов для изучения технологии производства.
И вот тогда с одного из наших заводов приехали двое – инженер и мастер-прокатчик. На нашем заводе как раз устанавливали блюминг, а специалистов с опытом работы на таких станах совершенно не было.
Мне пришлось договариваться с мастерами крупповского завода об обучении нашего прокатчика работе на блюминге.
Помню, с какой робостью он подходил к механизмам управления и немец-мастер клал на его руку свою и объяснял, как следует вводить в действие стан…
С тех пор прошло всего каких-нибудь девять лет. И какие невероятные перемены! Люди, которые ещё так недавно робели подходить к блюмингу, овладев сложной техникой, не только осмелели, но буквально потрясли своей дерзостью.
Мы быстро договорились о поставке броневых листов. Попутно я решил выяснить, есть ли на Магнитке не очень загруженные карусельные станки.
– Что вы! – хором ответили мои собеседники. – Сами страдаем. Уже все заводы области обшарили, нигде нет карусельных станков. Надо искать другие возможности обработки крупных деталей.
«Вот ещё одна проблема, – подумал я. – А сколько их ещё возникнет!»
В Челябинск я вернулся в приподнятом настроении, зная, правда, что для окончательного успеха надо срочно ехать на Кузнецкий металлургический завод. На магнитогорском блюминге осваивали прокатку толстого листа, но тонкий броневой лист предполагалось изготовлять на Кузнецком заводе.
И на следующий же день я решил выехать в Кузнецк, а по пути завернуть в Барнаул, проверить, как там идёт работа.
– У вас что-нибудь из съестного на дорогу имеется? – спросил меня директор. – Ведь по дороге ничего из продуктов питания теперь не достанете.
– Езды до Кузнецка всего три дня – возьму чего-нибудь с собой.
В заводской столовой во время обеда подумал, что ведь никаких продуктов у меня нет. И завернул в кусок газеты два ломтика хлеба, положив между ними кусочек мяса, вытащенного мной из супа. Как-нибудь доеду. Не пропаду.
В вагоне были главным образом военные. Из гражданских, помимо меня, группа стариков и женщин – пробирались в Сибирь из Одессы и были уже в пути целых три месяца.
На станциях хоть шаром покати: все продукты исчезли.
В Новосибирск прибыли в конце дня. Прошёл в здание вокзала. Голод даёт себя чувствовать – два ломтика хлеба и кусочек мяса – это все, что было во рту за два дня пути от Челябинска до Новосибирска.
У двери с надписью «ресторан» в очереди стояло человек тридцать. Встал и я в очередь.
– Чем кормят?
– Суп пшённый дают и ломтик хлеба.
Ну, хоть этим червячка заморить можно будет, а то просто невмоготу.
За Новосибирском в вагоне тесно, все полки заняты сидящими и лежащими пассажирами. Многие курят. Жарко, душно. Вышел в тамбур – здесь тоже полно народа. Чей-то тихий голос кого-то успокаивал:
– Не плачь, Витя, ты уже большой парень. Ну, что же теперь делать-то? А где же ты маму-то потерял?
– Я вышел на станции из вагона, а эшелон ушёл, – всхлипывая, говорил мальчик. – Вот я и остался.
– Отец-то на фронте?
– Да.
– Ну ничего, не горюй, найдёт тебя мама. Обязательно найдёт. Ты ведь не иголка. А сейчас, пока суть да дело, поедем со мной в Алма-Ату. Там тепло. Поживёшь пока у нас. Что же теперь делать, не помирать же. А по всем станциям мы объявим, где ты находишься и где тебя искать надо. У меня ребят много, а двое, ну точно такие, как ты, Коля да Ванюша. Все хорошо будет, не плачь.
Витя смолк.
Сколько же вот таких расколотых, разбросанных по стране семей образовалось в эти несколько месяцев! Вот оно, дыхание войны!
В Барнаул приехали рано утром. День пролетел быстро, разговоры в комитете и обкоме заняли все время.
В Комитет стандартов приехал из Рубцовки – небольшой железнодорожной станции – директор эвакуированного туда Харьковского тракторного завода П.П. Парфёнов. Мы познакомились.
– Приехал помощи просить.
– В обкоме, что ли? – спросил я.
– Не только в обком, но и к вам. Помогайте, братцы: ведь завод из Харькова в Рубцовку вывезли, и теперь надо быстро монтировать оборудование и начинать действовать.
– А электроэнергия там есть? – спросил Ж.И. Миттельман, член коллегии комитета.
– Вот и надо прежде всего электростанцию строить хоть небольшую.
– А как там с водой? В Рубцовке как будто бы и воды-то нет. На чем электростанция работать будет?
– Воду нашли. Вода есть.
– Хорошая? Директор засмеялся:
– Вода богатая – всего в ней много: и солей разных, и бактерий. Все нормы по всем показателям превышены. Одним словом, для специалиста есть над чем поработать. Мы всю степь перед Рубцовкой в табор превратили. Вы посмотрите, чего только мы туда не завезли! Товарищ Миттельман, ну, действительно, поедемте к нам. Эх, и дела мы там развернём! Ну, сами не можете, так отпустите со мной тех, кого я уговорю, не препятствуйте им. Пустим завод, наладим производство – они снова к вам вернутся. Такой завод получится – любо посмотреть будет. А вода там действительно плохая, но мы и её переделаем. Неужели с водой не справимся!
Директор был до краёв насыщен оптимизмом и своей жизнерадостностью заражал всех. Да, с таким работать будут – он сам, как мощная электростанция, своей энергией может питать и приводить в движение других.
С директором будущего тракторного завода в Рубцовке согласились поехать трое инженеров комитета. Мы их временно откомандировали на монтаж оборудования тракторного завода. Познакомился с тем, что происходило в самом комитете. Работа там шла нелегко: связи с наркоматами и ведомствами разорваны, и наладить их было в военных условиях непросто. Коллектив стал меньше, кое-кто ушёл на фронт, а другие были переведены на работу в оборонную промышленность.
Те, кто остался в комитете, переключились на рассмотрение таких вопросов техники, которые в большинстве случаев требовали срочного решения. А эти вопросы возникали непрерывно: работа промышленных предприятий в новых условиях на новых видах сырья часто требовала внесения коррективов в установленные стандарты на изделия промышленности.
Но все необходимое для того, чтобы жить и работать, в Барнауле пока что было. И работали все хорошо, не жалея ни сил, ни времени. Конечно, люди изменились. Взрослые стали более строгими, а дети повзрослели.
Меня удивил и тронул разговор с дочерью.
– Папа, у меня к тебе просьба. Пойдём со мной на почту, и скажи, чтобы мне выдавали без паспорта деньги, которые ты нам переводишь. Там требуют паспорт, а у меня ведь его ещё нет, а мама ходить на почту не может, она часто болеет.
Дочь уже принимала на свои детские плечи все заботы о семье.
Утром я выехал из Барнаула на Кузнецкий металлургический завод. Встретил там много знакомых – сюда были эвакуированы профессора и преподаватели Московского института стали.
С металлургами Кузнецкого завода я легко и быстро договорился о поставке броневой стали своему заводу. Во время пребывания в Кузнецке познакомился с начальником Омской железной дороги. Он рассказал, что рабочие железнодорожных мастерских начали изготовление бронированных вагонов для бронепоездов. Узнав, что я занимался несколько лет производством брони и бронированием, он попросил меня проконсультировать работников дороги по этому важному для них вопросу.
– Вам все равно надо возвращаться в Челябинск через Новосибирск – другого пути нет. Вы ни одного часа не потеряете. А к поезду на Челябинск мы вас доставим.
В Новосибирск я направился вместе с ним. Всю дорогу он рассказывал мне о том, как они использовали все станочное оборудование для изготовления военного снаряжения и боеприпасов.
– На каждом станке что-нибудь делаем для фронта, каждый день получаем предложения, что можно ещё организовать и как увеличить производство, – говорил он с воодушевлением.
В Новосибирске сразу же прошли в Управление дороги. По всей видимости, о нашем приезде уже знали, и в кабинете начальника дороги нас ждали люди, а на стенах были развешаны чертежи бронированного вагона. Мне поставили ряд конкретных вопросов, по ним было видно, что люди знакомы с делом, но некоторые детали им ещё не известны.