Однажды утром я проснулся, ощущая режущую боль в ноге. Посмотрел на ногу, на ней – большой волдырь от ожога. Повернувшись во сне, я, вероятно, коснулся сильно нагретого утюга.
Несколько позже я узнал, что многие из находившихся в Москве работников правительственных учреждений живут в гостиницах «Савой», «Москва», «Националь» и других. Я решил также переселиться в гостиницу и вскоре перебрался в «Москву». Там жили многие мои знакомые, и мы часто встречались утром на лестницах и в вестибюле. С работы все возвращались поздно ночью, чтобы поспать несколько часов.
В одну из таких ночей мне нужно было направиться в Совнарком. Находясь в приёмной, я услышал радиопередачу. Штаб противовоздушной обороны передавал, что немецкие самолёты пытались прорваться к Москве, но их отогнали, и они направились в сторону города Горького.
В сторону Горького? А ведь только утром я прощался со своим знакомым, он как раз выехал а Горький на машине и, пожимая мне руку, сказал: «Желаю удачи, я-то еду в тыл».
Через два дня я узнал, что в машину, в которой он выехал из Москвы, попал осколок бомбы и он был убит.
Грани между фронтом и тылом стирались.
В апреле 1942 года меня пригласили на совещание в Кремль. Совещание созвал Вознесенский.
Выглядел он плохо: бледное лицо, свинцово-синие круги под глазами. Вид сильно уставшего человека.
Он объяснил присутствующим ситуацию, сложившуюся с никелем:
– Мы никель по существу только и даём на производство брони, орудийной стали и авиационной промышленности – для изготовления коленчатых валов. А для выполнения программы по никелю нам нужно иметь… – И он назвал количество необходимого металла. – У нас же имеется его только… – И он вновь назвал цифру. – Вы специалисты и коммунисты. Подскажите, что делать? Как выйти из создавшегося положения?
Началось обсуждение сложнейшего вопроса: как быстро восполнить недостающее количество никеля? Какие никельсодержащие стали можно заменить на стали без никеля?
Стали вспоминать, что делалось перед войной по исследованию заменителей дефицитных металлов. Выступали один за другим с конкретными предложениями, производство каких деталей следует перевести на стали-заменители.
– Необходимо лучше использовать отходы сталей, содержащих никель, – предложил кто-то из участников совещания.
Я вспомнил одну из марок сталей для брони, которую мы в своё время тщательно исследовали. По своим броневым качествам она была хорошей и полностью удовлетворяла всем требованиям, но трудно сваривалась. При сварке появлялись трещины.
Поднялся Малышев.
– У нас, – сказал он, – сейчас при сварке танковых корпусов академик Патон чудеса делает: любую сталь сваривает и надёжно и быстро. Давайте попробуем эту марку, я уверен, что она подойдёт, если по всем остальным параметрам выдержит. Патон сумеет её сварить.
Было высказано и много других предложений о сталях-заменителях. Выход был найден, и на следующий день было принято соответствующее постановление.
Неиспользованные возможности
А объём работы в комитете все увеличивался. Пришлось переводить работников из Барнаула в Москву. Потребовались дополнительные продовольственные карточки, да кое-кого из прибывающих работников пришлось размещать по квартирам, поскольку их дома были повреждены бомбардировками.
Как-то мне пришлось обратиться за содействием в получении дополнительных продовольственных карточек для вновь прибывших из Барнаула сотрудников к Анастасу Ивановичу Микояну. В то время он был и заместителем председателя Совнаркома, и наркомом внешней торговли. Когда я вошёл в его приёмную, секретарь сказал мне, что у него идёт совещание и сразу же после окончания первого совещания начнётся второе.
– У вас вопрос небольшой, и я советую вам зайти, как только закончится первое совещание, подойдите к нему и переговорите, иначе вам придётся долго ждать.
Я вошёл в кабинет – он весь был забит людьми. Анастас Иванович рассматривал просьбы об увеличении фондов на бензин, металл. Возбуждённо говорил нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин:
– Очень прошу вас, Анастас Иванович, добавить бензина. У нас на авиационных заводах столько стружки скопилось, цехов уже не видно. Надо вывезти эту стружку.
Микоян молчал. Я знал, что с бензином трудно. Последнее время мизерные нормы на бензин для легкового транспорта снова сократили. Все идёт армии.
Микоян поднял голову и, обращаясь к Шахурину, спокойно сказал:
– Знаете, товарищ Шахурин, в 1920 году у нас быва ли очень длинные анкеты. В них иногда стояло, кажется, не меньше сотни вопросов и среди них такой: ваше отношение к Советской власти? И вот один старичок ответил на него так: «Советской власти сочувствую, но помочь ничем не могу». Я вам отвечу, товарищ Шахурин, похоже. Очень сочувствую авиационной промышленности, но, к сожалению, ничем помочь не могу. Что вам положено, вы уже получили. Бензина у меня в резерве больше нет.
В кабинете стало тихо. Поднялся ещё один из присутствовавших и начал излагать свою просьбу:
– Металла не хватает. Мы ведём большое строительство, а нам не из чего делать арматуру для бетонных сооружений. Если металла не получим, все строительство остановится.
Микоян посмотрел на него грустными глазами и снова отказал:
– Нет больше металла – весь распределён.
На меня произвело большое впечатление выступление одного из представителей Грузии. Он просил выделить тысячу тонн железных прутьев для закрепления виноградной лозы.
– Виноградники пропадут, деревянные подпорки у нас гниют, лоза гибнет, – со страдальческим лицом говорил грузин. – Нам подойдёт любой металл, ведь есть же, наверно, такой, который другим не нужен и они не могут им воспользоваться.
Перед моими глазами встали горы неиспользованного металла, лежащего на многих металлургических и крупных машиностроительных заводах. Вспомнилось, как однажды я обратил внимание на то, что в мартеновскую печь загружалась, видимо, недавно прокатанная стальная заготовка квадратного сечения.
– Что это за металл вы загружаете в печь? – спросил я тогда мастера.
– Снарядную заготовку.
– Зачем же вы её вновь переплавляете?
– Брак. Высокое содержание фосфора.
– А сколько же в ней фосфора? Мастер назвал.
«Но ведь это лежит в пределах ошибки химического анализа, – подумал я. – Ну, хорошо, нельзя использовать в снарядном производстве – так пригодится ещё для чего-то».
– Сколько же вы такой заготовки уже переплавили?
– Да, вероятно, триста тонн, не меньше, если не больше, – ответил мастер.
На дворе другого завода я видел сложенные штабелями стальные прутки. Это был калиброванный металл, по-видимому, недавно сложенный. Поверхность прутков была блестящая, нигде не тронутая ржавчиной.
– Что за металл у вас лежит? – спросил я сопровождавшего меня по заводу инженера.
– Сами ещё не разобрались: завод получил металл без паспорта, а бирки, закреплённые на прутках, оторвались. И теперь неизвестно, что с ним делать. Единственная возможность узнать, что за металл, – отобрать пробу от прутков и сделать анализ. Но вы представляете, какая это работа? Проще передать этот металл такой организации, которая может использовать не марочный металл, а просто сталь торгового качества, независимо от её состава и механических свойств. А если этого сделать нельзя – придётся переплавлять. Не анализировать же каждый пруток!
Все это пронеслось у меня в памяти, когда я слушал страстную речь представителя Грузии, хлопотавшего о том, чтобы получить тысячу тонн железных прутков для спасения виноградной лозы.
Я был так возбуждён, что буквально забыл даже, зачем пришёл к Анастасу Ивановичу. Как только закончилось совещание, я подошёл к нему и сказал, что можно было бы использовать значительное количество металла, находящегося на заводах и не имеющего применения. И привёл ряд примеров.
– Что следует для этого сделать? – заинтересованно спросил Микоян.
– Направить на завод специалистов, просмотреть этот металл и подготовить предложение о том, где и для каких целей он может быть использован.
– Возьмётесь за это дело?
– Возьмусь.
– Что вам для этого надо?
– Во-первых, откомандировать в моё распоряжение несколько инженеров сроком на две-три недели. Кандидатов я подберу сам. И, во-вторых, дать указание, чтобы за каждую тонну отобранного нами металла, годного для использования, заплатили, ну, скажем, по десять рублей с тонны.