Самолёты и вертолёты поисковых групп имеют прямую радиотелефонную связь с космонавтами (мы слышим их переговоры) и идут по радиопеленгу курсами на спускающийся корабль. Тут им приходится соблюдать предельную осторожность, внимательно (ох уж эта видимость!) смотреть вперёд, каждую секунду быть готовыми к энергичному манёвру отворота в сторону — иначе в этой облачной каше недолго и наткнуться на корабль!.. Но вот бодрый возглас: с вертолёта увидели «Союз-17»!
Ещё несколько секунд — и космический корабль приземляется. Сразу после касания космонавты, как оно и было положено, отстреливают одну из стренг парашюта. Но все равно корабль заваливается набок. Вообще-то ничего страшного в этом нет, да и трудно было ожидать, чтобы, двигаясь вместе с ветром с такой скоростью, корабль удержался в вертикальном положении. Попробуйте спрыгнуть на ходу с поезда и удержаться на ногах.
Вертолёт с врачами и «эвакуаторами» сел рядом с космическим аппаратом меньше чем через минуту. Открывается люк — все в порядке! Полет закончился успешно. Алексею Александровичу Губареву и Георгию Михайловичу Гречко помогают выбраться из корабля на твёрдую землю.
А мы тут, в Подмосковье, узнаем обо всем, что происходит в далёком Казахстане (да что там в Казахстане — над Африкой, над Атлантикой, над любой точкой земного шара!) незамедлительно после того, как это «что-то» происходит. Иногда же — просто одновременно с тем, как оно происходит… И снова в голове всплывают воспоминания более чем десятилетней давности. Вспоминаются волнения последних десятков минут каждого космического полёта тех времён. Вспоминаются бесконечные радиопереговоры, сдвинутые хронологические последовательности поступающих сообщений, споры о том, кому, о чем и в каком порядке докладывать… Сегодня вся нужная информация поступает незамедлительно по всем адресам сразу. Вопроса о том, «кому раньше», больше нет: всем одновременно.
…Корабль «Союз-17» приземлился в двадцати пяти (всего двадцати пяти!) километрах юго-западнее расчётной точки. Это после того, как отработавшая тормозная установка перевела его на траекторию снижения где-то в южной части Атлантического океана! Но каково было моё удивление, когда в ответ на высказанные мною по этому поводу восторги конструкторы корабля поморщились:
— Знаешь, двадцать пять километров — это не «всего», а «целых». Обычно корабли садятся гораздо точнее. А сегодня — здоровый снос, потому что ветер очень сильный. И вообще все неблагоприятные обстоятельства как-то наложились…
Оказывается, 25 километров — для них много!..
В общем, впечатление от пребывания в зале ЦУПа сильное. Особенно если сравнить с прошлым. С прошлым… С прошедшим… Что же, так ничего, выходит, от этого прошлого и не осталось? Нет, так не бывает! Настоящее — это всегда продолжение прошлого. Иногда такая связь времён радует, иногда — вызывает сожаление, досаду, даже душевный дискомфорт («Забыть бы скорее!..»). Но прошлое нашей космонавтики не таково, чтобы хотелось его забыть! Им с полным основанием можно гордиться.
В зале ЦУПа это славное прошлое — конечно, с позиций исторических, весьма недавнее: откуда могло бы взяться давнее? — было представлено в самом что ни на есть зримом виде. Было представлено космонавтами. Они пришли сюда не по службе. Нет, к полёту «Союза-17» они прямого отношения не имели. Пришли, чтобы собственными глазами и в тот самый момент, когда это произойдёт, убедиться в благополучном завершении полёта. Пришли по велению сердца или — если читатель более склонен к формулировкам не столь поэтическим — под влиянием хорошей, прочной корпоративной солидарности.
Все они напряжённо смотрят на экран, вслушиваются в сообщения по громкоговорящей сети — Попович, Волынов, Севастьянов, Макаров, Дёмин, Климук…
Великое все-таки это дело — чувство товарищества, профессиональная спайка!
Более того: не так уж часто и далеко не во всяком коллективе господствует в реальной жизни такая атмосфера — пусть даже не стопроцентно безоблачная.
Особенно больших трудов стоит установить, а затем и поддерживать её в коллективах людей, профессиональная деятельность которых — штучная, индивидуальная, поддающаяся персональной оценке со стороны пристально смотрящих друг за другом коллег. В коллективах, где силой обстоятельств неизбежно имеются как премьеры, солисты (причём разного ранга), так и статисты — и отнюдь не исключается переход из одной из этих категорий в другую.
Свою принадлежность к категории относительно высокой приходится непрерывно подтверждать делом — одну ошибку воспримут как случайную, вторую — как совпадение, а третью…
Поэтому чистые товарищеские отношения не всегда безотказно устанавливаются в среде артистов, литераторов, спортсменов, лётчиков, словом — всюду, где в работе присутствует элемент состязательности.
Вряд ли минует чаша сия и космонавтов.
Кто-то слетал за два года три раза, а кто-то долгие годы ждал своей очереди на первый полет. Чей-то полет имел широкий резонанс в профессиональной среде да и во всем обществе, а чей-то прошёл сравнительно менее заметным. В общем, основания для того, чтобы почувствовать себя обойдённым, находятся — не могут не найтись. Полная идиллия тут маловероятна.
И все же — сужу по свей родной лётно-испытательной корпорации, но полагаю, что среда космонавтов с ней в этом отношении сходна, — черты товарищества, коллегиальности, профессиональной спайки оказываются сильнее мотивов соперничества. Особенно, в ситуациях жизненно острых. Видел тому немало подтверждений.
Вот Гагарин говорит на космодроме в микрофон за несколько секунд до пуска ракеты Быковского: «Гордимся твоей выдержкой!»… Волынов тормошит дублёра только что улетевшей Терешковой, стараясь отвлечь её от сложных переживаний… А через полгода после посадки «Союза-17» Климук, сам работая в космосе уже около месяца, на сеансе связи поинтересуется: «Как там „Алмазы“?» — то есть Леонов и Кубасов, собирающиеся в это время в полет по ответственному заданию — совместному эксперименту «Союз-Аполлон». И, получив ответ, что, мол, готовятся полным ходом, посочувствует: «Да, трудный билет им достался». Будто бы ему с Севастьяновым достался более лёгкий!..
Слов нет, за эти годы изменились наши космонавты — и каждый в отдельности, и как корпорация в целом. Повзрослели. Многое повидали. Многое поняли. Многому научились. Выросли вместе с делом, которому преданно служат. Но в самом главном — я твёрдо убеждён, что именно это и есть самое главное, — в своём человеческом существе остались похожими на тех шестерых симпатичных капитанов и старших лейтенантов, с которыми я познакомился у тренажёра первого «Востока» в далёкий осенний день шестидесятого года.
За годы, быстро (гораздо быстрее, чем хотелось бы) промелькнувшие с тех пор, полёты людей в космос прочно, необратимо вошли в жизнь жителей Земли. Утвердились во всех планах: и в техническом, я в организационном, и, я сказал бы, в философском,
И, сознавая это, невозможно ещё раз не подумать о тех, кто вложил в завоевание космоса свою жизнь. Вспомнить Сергея Павловича Королева, Валентина Петровича Глушко и Мстислава Всеволодовича Келдыша… Юрия Алексеевича Гагарина и Владимира Михайловича Комарова… Леонида Александровича Воскресенского, Константина Давидовича Бушуева, Михаила Клавдиевича Тихонравова, Николая Алексеевича Пилюгина и Евгения Фёдоровича Рязанова… Алексея Михайловича Исаева, Семена Ариевича Косберга и Василия Васильевича Парина… Павла Ивановича Беляева, Георгия Тимофеевича Добровольского, Владислава Николаевича Волкова, Виктора Ивановича Пацаева…
Подумать о сотнях и тысячах людей — ныне здравствующих и уже ушедших от нас, — которые своими руками превратили из мечты в реальность это дело, по праву занявшее далеко не последнее место в перечне чудес нашего вообще не бедного чудесами века.
Превратили из мечты в реальность полёты космических кораблей с человеком на борту.