— Служащие.
— Служащие? Это хорошо. Что это? — О картине.
— Это мой автопортрет.
— Как же ты, такой красивый молодой человек, мог написать такое говно?
Парень пожал плечами, в смысле, что делать — написал.
— На два года на лесозаготовки, — приказал кому-то Хрущев.
Затем обвёл взглядом экспозицию и продолжил возмущаться:
— Пошли к чёртовой матери! Не доросли что-то делать! Пусть судит нас история, а покамест нас история выдвинула, поэтому мы будем творить то, что полезно для нашего народа и для развития искусства! Сколько есть ещё педерастов; так это же отклонение от нормы. Так вот это — педерасты в искусстве.
Кто-то оправдывался, что имеет жён, детей, но их не слушали. Слово «педераст» было основным в высказываниях членов правительства. Тут им ещё на глаза попался студиец с бородой в ярко-красном свитере.
— Вот самый настоящий педераст! — заклеймили ни в чём не повинного художника.
Хм… не видел народ настоящих педерастов. Не развиваются ещё радужные флаги над Европой. Ну какой из этого в красном свитере педераст? Где манеры, утончённая натура, маникюр, в конце концов?
Дядя Вова не дал мне «насладиться», как сопровождающие Хрущёва стали гневно обвинять находящихся в зале художников в гомосексуализме. Он решил, что для молодого, неокрепшего ума слишком вредно такое слушать, и утащил в сторону второго зала. Алексей по какой-то причине имел бледный вид, но оба моих сопровождающих молчали. Тем временем вся партийная толпа перешла в следующее помещение. Я ожидал сразу услышать вопли возмущения по поводу «Атомной станции» Янкилевского, но, к большому моему удивлению, Хрущёва это произведение не зацепило.
И подозвал к себе он только Соостера. Разволновавшийся эстонец отвечал с сильным акцентом. Хрущёв улыбнулся, махнул рукой и намеревался уже выйти их зала, когда активизировался Шелепин. Ему «Глаз яйцо» совершенно не понравился.
— Это не так просто, в картине заложена идея, враждебная нам, что знания наши только оболочка, а внутри что-то совсем иное! — заявил бывший председатель КГБ.
Блин, а выглядел таким приличным человеком! И ведь высказался Шелепин не потому, что хотел польстить Хрущёву, а действительно так думал.
— Сашка, на место, — пихнул меня в спину Алексей, не дав дослушать.
Я поспешил в третий зал к своему триптиху и замер возле него. Установленная ширма скрыла от меня группу входящих и частично заглушила голоса. И если для студийцев Белютина их картины были всего лишь увлечением, то для Эрнста Неизвестного скульптуры — это основной заработок. Он начал ещё с порога рассказывать что-то о деле всей его жизни, увлекая зрителей за собой. В какой-то момент передо мной оказались одни спины «уважаемых товарищей». Непроизвольно я отметил перхоть на пиджаке Суслова, мятые брюки Серова, заметил, что костюмчик у Фурцевой не слишком-то и модный, а её причёска полный отстой. Маман уже два года как «бабетту» делает.
Эрнст Неизвестный что-то втирал Хрущёву про медь для своих скульптур, которую он разыскивает на мусорках и покупает поломанные краны у сантехников. Фигурки у Неизвестного были небольшие. Не думаю, что он много меди на них потратил. Началось «избиение» и скульптора. Его обвинили в воровстве той самой меди и в чём-то ещё.
В какой-то момент народ переместился, обходя очередной экспонат на кубе и тут нате вам — пионЭр во всей красе.
— Это у нас что? — проявил любопытство Хрущёв.
— Александр Увахин, одиннадцать лет! — звонким голосом отрапортовал я. — Представляю свой триптих под название «Почему люди не летают как птицы?»
Не дав никому вставить слово, я кратко и по существу изложил сюжетную задумку своего произведения — сохранить умение мечтать в любом возрасте — и замолк, отодвинувшись за границу ширмы, чтобы всем было лучше видно триптих.
Присутствующие явно испытали шок. Хрущёв повернулся к кому-то и наткнулся взглядом на Серова.
— Это что, действительно мальчик рисовал?
Серову ничего не оставалось, как подтвердить сей факт.
— Разрешите ваш портрет, пока вы оцениваете мою работу? — снова встрял я. — Засекайте время! Тридцать секунд!
Пока никто не опомнился, я цапнул альбом с карандашом и сообщил, что буду чуть сбоку стоять, чтобы не мешать просмотру. Уложился в срок, поставил подпись и, вырвав лист, протянул его Хрущёву.
— Вот как нужно учить рисовать нашу молодёжь! — обрадовался хоть чему-то увлекательному на выставке Хрущёв. — А то расплодили педерастов.
— Никита Сергеевич, художники в соседних залах в большинстве своём непрофессионалы, — встрял я. — После работы ходят в студию, рисуют. Они не распивают водку по подворотням, не избивают жён, не занимаются криминалом. Разве это плохо, что они в своё свободное время тратят краски на самовыражение? Вы же не требуете смысла от ковра, висящего на стене? Их полотна всего лишь яркие цветовые решения.