Наконец-то мать посмотрела на меня взглядом, в котором было нечто напоминающее гордость. У меня это вызвало отвращение. Она будет довольна мной, только если я гений? Как я и говорил. Хороший человек, но отвратный родитель.
Отец с интересом глянул на меня.
– Так в чем твой интерес? Хочешь пропустить класс? Пойти в старшую школу в следующем году?
Я ждал этого вопроса и закачал головой.
– Нет. Если вы думаете, что у меня были проблемы с задирами в этом году, то подождите пока я в тринадцать лет попаду в старшую школу и стану самым маленьким парнем во всем заведении. Нет, я хочу сэкономить время на математике. Если в следующем году смогу начать геометрию, то в старшей школе мне удастся взять что-нибудь еще пораньше, – я назвал парочку предметов, в которых был заинтересован.
– Так что произойдет когда ты их закончишь? Выпустишься раньше?
Я пожал плечами.
– Еще не знаю, но такая вероятность есть..
Остальные посмотрели на меня. Родители, будто я вырос на голову, Миссис Бэккли, как на новую игрушку, а Миссис Роджерс, как на потенциальный научный эксперимент. Хуже всех был Мистер Баттерфилд. Он смотрел на меня с презрительным пренебрежением.
– С чего ты взял, что вообще сможешь это сделать?
Я посмотрел на него не менее презрительно.
– Потому что в отличии от вас, я понимаю значение фразы "99,9 процентов" *. Я знаю, какой у меня IQ, и подозреваю, что он будет повыше вашего, – как только я сказал это, то сразу понял, что переступил через границы, – Извиняюсь, это было грубо.
– Да как ты смеешь! Я запрещаю! Встреча окончена! – Закричал он, –
Выметайтесь!
Я остался на своем месте.
– На какой почве? Неспособность пройти курс? Такие вещи можно протестировать, а на отказ в тесте можно подать легальный иск, который вы проиграете. У меня в кошельке визитка адвоката, мне позвонить?
Воспоминания о моем адвокате заставили его невнятно пробормотать повернувшись у Миссис Роджерс:
– Этот парень головная боль! Не связывайтесь с ним!
Она пристально на меня посмотрела и спросила.
– В своё время Эйнштейна тоже считали головной болью. Тебя можно вытерпеть или нет, головная боль?
– И да, и нет. Но я бы не сравнивал себя с Эйнштейном, это слишком претенциозно даже для меня, – произнес я с улыбкой.
– Твоя учительница рассказал мне о проблемах на прошлой неделе. Я бы, тем не менее, с удовольствием поработала с тобой.
– Старшая школа Тоусона согласится?
Она кивнула.
– Это не первый раз. У нас каждый год есть парочка студентов, что идут вперед программы и в итоге учат предметы из колледжей. Но это нужно заработать. Школа хочет, чтобы ты постарался, но что еще важнее – этого хочу я. Ты должен лично пообещать мне это.
– Обещаю! – Я протянул ей руку.
– По рукам! – она пожала её, – Ближе к концу года я с тобой поговорю и мы обо всем договоримся. До тех пор, Миссис Бэккли пройдет с тобой два курса алгебры и проследит за твоей геометрией.
Она встала.
– Свою роль я сыграла. Карл, если ты не выложишься на все сто, то сотрудничество закончится. Но если выложишься, то и мы сделаем всё возможное. Это я тебе обещаю, – она пожала руки моим озадаченным родителям и ушла.
Мистер Баттерфилд еще немного поворчал, но согласился. Упоминание адвоката сломило его дух. Миссис Бэккли сказала, что разработает план занятий, чтобы ускорить меня, после чего мы ушли. Это мой первый шаг на пути к докторской в математике.
Домой мы ехали очень тихо, но я буквально слыша как крутятся шестеренки в головах родителей. Как только мы вошли в дом, они потащили меня к себе в спальню.
– Так вот чем ты хочешь заниматься? Стать математиком? – спросил мой отец.
– Наверное, – согласился я, – Я думал об этом с самого начала учебного года… думаю, мне просто стало скучно.
– Ну, и чем ты займешься? Кем работают математики? Станешь учителем? – спросила мама.
Мы с папой уставились на неё. Мать была неглупой, но никогда не ходила в колледж и встретила отца всего через пару лет после выпуска из школы. Она просто не понимала как всё устроено.
– Ну, Мам, я, конечно, могу работать в Пенсильванском Университете, учить инженеров-механиков расчетам, – наотмашь произнес я. Отец хихикнул, ведь это была его специальность.
– Очень смешно, умник. Я серьезно!
Я пожал плечами.
– Много чего, мама, даже если оставить преподавание в стороне. Я могу заняться компьютерами. Это всё математика.
– Разве это не электрическая инженерия? – спросил отец.
– Ну, может в начале времен, знаешь в сороковые. За них были ответственны динозавры, слышал я, – Первый электронный компьютер ENIAC был построен в университете Пенсильвании, когда туда ходил отец.
Он показал мне кое-что грубое, мать вскрикнула "Чарли!". Мне же она сказала не нарываться.
– Что насчет того, о чем они спрашивали тебя? Хочешь выпуститься раньше?
– Мам, я пока не знаю. Может да, может нет. Если я пропущу год, то кто будет платить за обучение? А со старшей школы Тоусона я смогу вытащить бесплатный год колледжа или даже больше!
Это заставило их призадуматься. Колледж был дорогим, а при их доходе… придется поменять образ жизни, даже учитывая займы и стипендии.
Отец задал мне следующий вопрос.
– Ты говорил о 99,9 процентах. Что, по-твоему, это значит?
Я посмотрел им прямо в глаза.
– Я почти гений.
– Откуда тебе знать? – тихо спросил он, – Это же секретно… детям нельзя знать свой IQ. Это их тормозит или вроде того.
– Па, ты удивишься сколько можно узнать, просто посидев в библиотеке, – да, библиотека, интернет(когда его изобретут) и куча стандартизированных тестов. Большинство тестов давало мне около ста сорока баллов, что на самом дне планки гениев. Но меня этот факт ничуть не тормозил. У Хэмильтона бал был еще выше. В плане… вы видели кого-нибудь, кто сдал бы 1600 на SAT? Я жил вместе с этим мелким ублюдком в одной комнате! – Он был ходячим доказательством того, что высокий IQ не делает тебя умным.
Последнее, что мы обсудили – это мои оскорбления в адрес Мистера Баттерфилда. Не смотря на то, что я извинился, меня отругали за такое поведение и запретили телевизор на неделю. Черт, это я заслужил.
Ну и ладно.
Глава 6. Планирование финансов
Удивительно, но по поводу моего тестирования по алгебре 1 многого не говорили. Те, кто заметил моё отсутствие на занятиях, предполагали, что я отстаю от класса, а не бегу вперед. В январе все станет куда очевиднее, когда я начну сидеть на алгебре 2. План Миссис Бэккли состоял в том, что я месяц не буду сидеть на уроках и учить все сам, догоняя программу, а затем она проверила бы мои знания в конце весеннего семестра.
Все же остальное протекало довольно тихо. Английский и гуманитарные предметы в восьмом классе были невероятно скучны, как обычно. Мы не изучали ничего интересного и вне программы до старшей школы. Общая наука была такой же, как раньше, а Мистер Родригез по-прежнему интересно вел её. Мне до сих пор нравилась химия, в конце-концов, благодаря ей я сделал карьеру – но повторять этот путь у меня не было никакого желания.
Физкультура оказалась интересной. Раньше я был зажатым и нервным, как и любой другой маленький мальчик. Я часто не ходил в душ после занятий и мой шкафчик невыносимо вонял. Теперь же, мне просто было плевать, если кто увидит мою тощую задницу и скажет что-то о размере моей штуки. Я просто спрошу с какой стати они туда смотрят. Вытащив всё своё дерьмо из шкафчика, мне нужно было отнести его домой и постирать. EPA* были бы счастливы, существуй они в то время. До Никсона ничего такого не было.
Мои тренировки начали давать о себе знать. Я мог бегать по три мили, и если я не был самым быстрым парнем в мире, то хотя бы делал это без стыда и отдышки. Я решил, что пора учиться самообороне.
В понедельник, за ужином, после десерта, я поднял эту тему. Сьюзи с Хэмом уже ушли, но я продолжала сидеть за столом.
– Я хочу пойти на занятия по самообороне, – объявил я.