Папа задумчиво посмотрел и медленно ответил.
– Ну, это не моя специальность, но он прав. К тому же, мы добываем её у арабов, потому что это дешевле, чем бурлить здесь. Если начнем бурить, то цена в любом случае поднимется.
– Ну, тогда перейдем на уголь или еще что… – продолжал Штайнер.
– Нельзя жечь угли на нефтяных заводах. Для этого придется потратить целое состояние и шесть месяцев просто перенастраивая их. Насколько мне известно, – ответил отец.
– И машину углем не заправить. Что случится, когда бензин начнет стоит не 28 центов за галлон, а доллар или даже больше?
– Правительство ни за что такого не допустит!
– Я не знаю… прокомментировал папа. Это безумно, но имеет смысл.
– Я просто говорю, что если вложиться в биржу, а не в банк, то я заработаю куда больше, чем сколько бы они мне потом не выплатили на процентах. Может случиться огромное количество событий, что повлияет на биржи, акции и компании. Но не будешь играть – не узнаешь.
– Так вот чего ты хочешь? Стать биржевиком?
– Я посмеялся. Это невероятно скучная работа!
Мама решила показать зубы.
– Ты правда собираешься ему разрешить ему провернуть этот безумный план? Играть на войнах и убийствах? Чарли, я против!
– Ширли, успокойся.
Папа посмотрел на меня.
– Хорошо, я понимаю мысль инвестиций в рынок, но тебе всего тринадцать, ты слишком молод для этого.
– Значит счет будет на твоё имя. Не на мамин, она явно против этой затеи. Мама начала кудахтать, отчего у нас троих пошли мурашки по спине.
– Я принимаю решения. Это мои деньги или нет?
Кудахтанье стало еще громче.
– Ширли, ради Бога, заткнись! – папа редко, если вообще когда-нибудь, кричал на маму. Шок от этого лишил её дара речи, – Он прав, это его деньги. Я присмотрю за ним!
Я протянул руку.
– По рукам.
– По рукам. Но лучше бы ты был прав, а не то бомжевать будем вместе.
Мистер Штейнер посмеялся над нами и откланялся.
– Ты удивителен, Карл. Не забывай, что я жду тебя на разведывательном посту в следующем году.
– Да, сэр, я помню, – ответил я, ухмыльнувшись.
В этом году Рождество, как и Новый Год, пришлось на среду. Школу закрыли на две недели и я хотел повидаться с биржевым брокером*, пока есть свободное время, но папа сказал нет. Сейчас каникулы, и многие отправятся туда же с этой целью. Взамен, в понедельник, когда снова началась школа, он пораньше освободился и подобрал меня после школы. Мы поехали прямо в офис его Брокера в Тоусоне.
– Как зовут твоего брокера? – спросил я.
– Билл Хардести, но для тебя Мистер Хардести, – ответил он.
– Я передам ему чек в пятнадать тысяч долларов. Может, он разрешит мне звать себя Биллом.
Папа фыркнул и сказал мне не испытывать удачу.
Я отвез чек в банк в тот же день, когда получил его. У меня был свой счет с одиннадцати лет, в Клифтон Траст, небольшом местном банке с несколькими подразделениями. Ближайшее находилось меньше, чем в миле от нас и я легко мог добраться туда на велосипеде.
При себе у меня было лишь пара сотен баксов, состоящая из карманных денег и заработка газонокосильщиком. Мы с папой договорились, что я оставлю пять тысяч на сберегательном счете, а остальные пять пойдут на брокерство. Несколько элементарных вычислений с процентами показало ему, что ко времени, когда я поступлю в колледж – там будет на пять тысяч больше.
В лобби брокерской конторы собрались все брокерские стереотипы: белые, средних лет, седеющие виски, идеальные улыбки и прически, будто каждый из них сошел с рекламы тридцатилетнего виски. Все, кроме одного, молодой девушки, которой едва исполнилось двадцать. Сейчас были шестидесятые, так что, я полагаю, она была женщиной статуса, нанятой не за мозги, а за внешний вид. Вероятно ей приходилось отбиваться от полчищ престарелых Лотарио каждый день. Забавно, но я заметил её имя и глянул на доску с рабочими. Имя Хардести казалось самым важным, но Мелиссе Тэлмэдж там было уделено неприлично много места.
Девушка на рецепшене ответила на звонок и положила трубку, встав, она попросила нас следовать за ней и повела по холлу наполненному офисными кабинками. Проходя по нему, я заметил офис Мелиссы Тэлмедж, за несколько метров до Хардести.
Мне нравилось идти за девушкой с рецепшена. Она хорошо выглядела и носила короткую юбку на длинных каблук. Самая лучшая часть шестидесятых – изобретение миниюбок! К тому же, женщинам, чаще всего, запрещалось носить брюки – это считалось нарушением дресскода. В мой первый раз, я помню, как две девятиклассницы осмелились прийти в школу в джинсах. Их остановили у главного входа, отвели к директору и вызвали родителей, чтобы те забрали их домой!
В то же время, эти юбки были настолько короткими, что спустя поколение их будут считать подходящими разве что для похода в клуб. Что за время быть молодым и мужчиной!
Когда мы вошли в его офис, Хардести поднялся.
– Спасибо, дорогуша, я очень признателен.
Спустя сорок лет ему бы за такое отвесили оплеуху, но не сейчас. Мужчина поздоровался, с интересом меня рассматривая. Папа сел на кресло у стола, а меня усадили на небольшой стул в углу комнаты.
– Рад тебя видеть, Чарли. Я получил сообщение, что ты придешь… но не совсем понял о чем ты говорил. Как я могу помочь?
– Вообще-то, все дело в моем сыне. Это мой старший, Карлинг. Он хотел бы открыть счет.
В первый раз Хардести посмотрел на меня с примесью чего-то кроме полной безраличности. Он улыбнулся и перегнулся через стол, чтобы протянуть мне руку.
– Ну, я считаю, что это великолепно, Карлинг! Хочешь посмотреть как делается бизнес, да? – Он тут же обратился к моему отцу и заговорил с ним, – Мы говорим о недельном депозите? Десять или двадцать долларов? Или небольшой вклад? У вас есть хоть сколько-нибудь серьезная сумма?
Я прочистил горло, папа улыбнулся и сказал
– Спросите у него, это его деньги.
Хардести любопытно посмотрел на меня.
– Правда? Что у тебя на уме, сынок?
– Какой процент акций ITT можно купить за пятнадцать тысяч долларов? Я хочу избежать скрытых комиссий, так что какая-то часть суммы отправится на валютный рынок, предпочтительно на рост капитала, – ответил я.
Хардести посмотрел на меня и моргнул, затем повернулся к Папе.
– Мне нужно все проверить, Чарли. Мне не кажется, что это выгорит. Гораздо лучше будет, если мы инвестируем деньги в смешанный фонд акций, как мы уже делали несколько лет.
– Это не мои деньги, это его деньги, – Папа указал на меня пальцем.
Хардести странно глянул на меня.
– Ты хочешь долю в ITT? Не стоит! Тебе лучше вложиться в смешанные фонды валютного рынка. Вот, давай я покажу брошюру и объясню как всё работает, – он не мог бы стать более снисходительным и заботливым, даже если бы захотел.
– Я хочу торговые активы, как минимум для начала. Но потом, когда будет шанс, обратиться к долям. К тому же, я хотел бы заниматься торговлей опционов, как вариант. И пут и колл, возможно короткие сделки, – ответил я, – Проблемы?
Хардести все смотрел на моего отца.
– Чарли, что происходит? Это какая-то шутка?
Даже папу это уже начало немного злить.
– Билл, я тебе уже сказал. Это его деньги. У парня в кармане чек, выданный с целью брокерства, на пятнадцать тысяч долларов.
– Мистер Хардести? – он посмотрел на меня, я вытащил свернутый чек и развернул его, но так, чтобы тот не достал, – Я собираюсь стать активным торговцем. Вы будете проводить торги, которые меня заинтересуют, или нет?
– Ну, думаю да… но всё нужно будет согласовать с твоим отцом…
– Я встал. Хорошо, Пап. Это не сработает, – я впихнул чек обратно в карман и вышел в коридор. Позади раздались причитания Хардести по поводу того, о чем вообще думал отец.
Я шлялся по коридору и увидел милую Мисс Тэлмедж за своим рабочим столом. Кабинет был куда меньше, чем у Хардести. Она заканчивала телефонный разговор, когда увидела меня.
– Есть минутка? – спросил я.
Она с интересом глянула на меня и пригласила войти.
– Чем я могу помочь?