Меня и раньше публиковали, в том же журнале, но не раньше колледжа. Неплохое начало. (Я узнал, что моё имя разместят на работе аспиранта. Две публикации!)
– Значит и моё имя будет указано в этой статейке, да?
Спросила Шилли. Она не особо понимала как работают публикации, но понимала, что значит "пренебрежение" и чувствовала, что именно это с ней сейчас и произойдет.
Студент, что пришел с профессором Милхаузои, просто уставился на нас, но во взгляде аспиранта чувствовалось, будто Шилли – нечто достойное только того, что бы выбросить это прочь. Хватает и одного школьника, два – чересчур. Я заметил, что профессор обратил на ээто внимание. Он смотрел на аспиранта куда больше, чем на студента и уж тем более Шилли или меня.
Всё было так же безнадежно, как я и подозревал. Но ради Шилли мне нужно было спросить, хоть ответ и был очевиден:
– Профессор, можно указать нас обоих?
Он глянул на меня и затем на Шилли, прежде, чем ответить:
– Я не хочу показаться грубым, но мы можем поместить только одно имя на работу, а я чувствую, что ты, Карл, сделал больше для достойной статьи работы, – он не объяснил что бы значило наоботрот, "недостойная статьи работа".
Я повернулся к Шилли. Ну, я старался, хотя ей, похоже. было плевать. Девушка стала заметно холоднее.
Позже, в тот же вечер, когда мы запаковали вещи и отвезли проект домой, она отвернулась, когда я попытался поцеловать её на прощание.
Первая великая любовь моей новообретенной жизни сгорала в ярком пламени!
Победителей не объявляли до следующего дня. Утром имена объявили по интеркому. Третье место получил какой-то парень из восьмого класса с идиотским проектом по описанию солнечной системы. Второе место принадлежало Майклу Мишеру и его цыплятам (Что он с ними сделал? Вырастил и съел? Я так и не выяснил)
Победили мы с Шилли. Объявление застало нас на уроке испанского, комната взорвалась выкриками, когда произнесли моё имя. В последний раз когда это происходило я занял второе место, было приятно. Сейчас было приятнее вдвойне.
Шилли была довольна, если не мной, то хотя бы проектом. Она получила А, что подняло её общий бал по проекту до В. Она получила то, чего хотела. Честно говоря, как и я, во всех возможных смыслах.
Она бросила меня за ланчем, когда я увидел как она держится за руки с каким-то баскетболистом. Он нервно посмотрел на меня, а она лишь надменно глянула и отвернулась. Другие ребята это тоже заметили, что принесло целую кипу самых разных комментариев.
Парочка друзей посочувствовала мне, остальные же шутили.
Всё это не стоило даже малейших переживаний, по крайней мере я так думал.
Концом света это не назовешь.
В следующий понедельник, утром, Тэмми Брекстон подошла ко мне около шкафчика, пока я вешал в него свое пальто.
Тэмми была низкой и очень кучерявой брюнеткой, очень милая, в девятом классе как и я. Она прислонилась к шкафчику, показательно выпячивая свою грудь.
– Карл, я слышала вы с Шилли больше не встречаетесь, да?
Я остановился и удивленно посмотрел на неё.
– Видимо, это так.
– Что случилось?
Я пожал плечами.
– Не знаю, думаю мы просто разные.
"Она тупая идиотка и трахалась со мной ради В по науке."
Нет, вслух я этого не сказал. К чему вообще это всё?
Девушка кокетливо улыбнулась и слегка придвинулась, чтобы я мог получше разглядеть её грудь. Очень мило, раза в два больше, чем у Шилли.
– Как жаль. Я слышала, что вы много занимались после школы вместе.
Я приподнял бровь.
– Ну, мы занимались работой над научной выставкой…
– Я слышала, что не только этим вы занимались, – игриво сказала она.
Я кивнул.
– Эй, мы просто друзья.
– Она говорила по-другому.
Я улыбнулся.
– Ну, я никогда не обсуждаю друзей за спиной. Она была другом, и мы… дружили, – я глянул на эти манящие груди, а затем ей в глаза, – Я очень дружелюбный.
Тэмми улыбнулась, посмотрел где-то в область моей промежности, а затем опять на лицо. Она лизнула губы и спросила:
– Хочешь еще одного друга?
Я просто улыбнулся. Закрыв шкафчик, моя рука приобняла ей плечо и мы пошли в класс.
– Друзей много не бывает!
Глава 12. Сентябрь 1970
Сентябрь, 1970-й год.
Мы с Тэмми дружили до конца школьного года, хоть и расстались когда началось лето. С ней мне пришлось покупать презервативы, так как она не принимала таблетки. Но оно того стоило, у Тэмми была шикарная пара сисек и задница, ради которой можно умереть. Всё же, пока мы были "друзьями", мне никогда не казалось что это надолго. И всё время было ощущение того, что ей интересен кто-то другой, но я не мог понять кто.
Оказалось, что это был мой друг Рэнди Бронсон, что постоянно шлялся с кем-то в Тоусонтауне и серьезно нуждался в том, чтобы вырасти.
К началу десятого класса она уже его охомутала и меня бросили подобно горячей картошке. Но я не жаловался, мы с Тэмми были скорее как друзья с плюсиком. Хоть и должен признать – плюсик у неё был огромный. Если она решит кормить своих детей грудью, то в обиде они не останутся!
Это лето несколько отличалось от привычного мне.
Нана заставила меня сопровождать её на Бинго в центре ветеранов в Перри Холл каждый вторник(Мама теперь возила её во вторник). Это заставило меня пересмотреть график тренировок по айкидо. Теперь я был оранжевым поясом и шел к тому, чтобы получить зеленый. А выходя на пробежку, брал с собой гантели, теперь дистанция составляла четыре мили. Сильнее я никогда еще не был.
Также мой рост остановился на месте. Я стал 5'10" и нарастил еще один дюйм в старшей школе. Придя в школу самым мелким, уходил – одним из самых высоких.
Дома кое-что поменялось. Хэмильтон с каждым днем становился всё более раздражающим. У него были серьезные проблемы с понятием идеи частной собственности, когда это касалось кого-то, кроме него самого. Если что-то принадлежало мне, то оно принадлежало и Хэмильтону. Я купил себе толстый шкафчик с замком и держал в нем много вещей. Но действительно необходимо было держать там резинки. Деньги я тоже хранил в нем, вместе с бумагами по брокерству и выписками из банка.
Мне даже пришлось соорудить свой почтовый ящик и сделать так, чтобы мою почту присылали в него. Однажды я поймал его на том, что он лазил в моей почте и показал это родителям. Он пытался лгать, но всё было очевидно, особенно когда Хэм начал жаловаться о том, как много у меня денег. Мама отказалась даже слушать обвинения в его адрес, папа же отвез меня в Тимониум и помог открыть ячейку. Другим мы об этом не сказали. Я раз в неделю ездил туда на велосипеде, чтобы забрать вещи.
Меня правда интересовал вопрос ментальной стабильности моего брата.
Я помню как-то предложил отцу проверить его голову. Он лишь глянул на маму и сказал мне следить за языком, занимаясь собственными проблемами. Я просто пожал плечами и начал носить ключи на шее.
Когда начался школьный год, старшая школа Тоусона и на десятую часть не впечатляла меня так, как других выпускников средней школы.
Весь предыдущий год я ездил к Миссис Роджерс по понедельникам. Она давала мне задания и проверяла тесты по геометрии. Затем я шел к Тоусону и ждал в офисе отца, пока меня не заберут домой.
Администрация старшей школы Тоусона либо не знала, либо не обращала внимания на мою репутацию головной боли в Тоусонтауне. Я пытался держаться чистым. Конечно, парочка вещей всё-таки произошла, но ничего большого.
Самым ощутимым можно назвать то, что я бросил Испанский.
Правило гласило, что студенты могли заниматься иностранным языком либо продвинутой математикой. Но без языка, нельзя было взять математику. Бюрократический бред.
Я был абсолютно не заинтересован в том, чтобы учить испанский. В первый раз это была пустая трата времени. Учитель средней школы, мисс Фонтейн, была очень приятным человеком, старой девой, изношенной от преподавания нам, мелким засранцам. Ее единственной настоящей страстью был развод серебристых колли для выставок, и было до смешного легко увести ее от испанского языка и говорить о собаках. Не реже двух раз в год она делала шоу и рассказывала и приводила своих собак. Никто ничему от нее не научился.