Если быть полностью честным, Стюарт тоже сделал много хорошего, отдавая деньги. Как минимум раз в неделю он участвовал в пресс-конференции или позировал, или же говорил о новом государственном гранте, или налоговых льготах, или улучшении дорог. Конечно же, то, что отдавал он, ему ничего не стоило, в отличие от меня.
Мы же наступали по двум фронтам. Первым была история о том, как я построил свой бизнес с нуля, мы даже записали видео, где был виден дом моих родителей. Они уже там не жили, продав его при разводе. Но все же наглядно было ясно, что я не вырос в особняке. Второй фронт был более негативен. Я заработал свои деньги на фондовых рынках. А как мог Энди Стюарт, который непрерывно работал в общественном секторе после выпуска с юридического факультета, сколотить состояние больше двадцати миллионов долларов? Когда журналисты начали допытывать нас насчет этого, мы предоставили сокращенные части информации, которые добыли наши следователи. Номера счетов мы не предоставляли, но указали названия банков. Как и ожидалось, поднялась волна беспокойств, где Стюарт просто взорвался от того, что эта информация вышла в свет, и выкручивался от вопросов, правда ли это.
Большая часть доходов Энди Стюарта была получена благодаря его позиции в качестве четвертого по рангу члена Комитета по финансовым услугам Палаты Представителей, также известному, как Палата Банковского Комитета. И так он собрал чуть больше полумиллиона долларов от различных банков и финансовых компаний с Уолл Стрит в виде пожертвований на кампанию за последние десять лет. Даже лучше, не считая вопроса, опускал ли когда-либо Энди неправомерно свою руку в казну, еще был способ, каким члены Конгресса могли законно обогащаться от инсайдерской торговли.
Если говорить точно, если конгрессмен узнавал что-либо в процессе своей работы, не было никаких запретов использовать это знание для заработка на бирже. Как частное лицо, меня бы отправили в тюрьму за то, что я покупал бы или продавал бы акции в зависимости от того, что услышал бы на совещании. Как и многие другие, федеральные законы об инсайдерской торговле не распространялись на членов Конгресса или Сената. Если Стюарт узнавал что-то от банкира или лоббиста, для него было совершенно законно позвонить своему брокеру и предпринять какие-либо действия. Стюарт был очень сильно повязан в банковском бизнесе.
Может, это и было легально, но все-таки это было не очень честно, и я с упоением наблюдал за тем, как он извивался под постоянными допросами от The Baltimore Sun и местных телеканалов. Мне же не очень понравилась вторая половина от фразы «Миллиардер-убийца», которой, как я и предполагал, разбрасывались. Я никак не мог навесить на Стюарта ярлык убийцы. Он с гордым видом напирал на свое продвижение ужесточения законов о ношении оружия, и связывая это со мной. Я не только был убийцей своего младшего брата, мое владение и использование пистолета только подтверждало необходимость контроля оборота оружия.
Для начала он раскопал все, что было зарыто в 1983-м году, особенно различные обвинения, в свое время выдвинутые полицией штата в их споре с полицией округа Балтимор. Некоторые из этих обвинений, частично выпущенные тем кретином-журналистом из WJZ, сообщали, будто бы я использовал свои деньги, чтобы откупиться от тюрьмы. (Если бы! Если бы я мог это сделать, я бы захоронил все, что было по этому делу!) Затем он начал преследовать мою оставшуюся родню. Мой отец, как и ожидалось, вышвырнул журналиста из своей квартиры в Перри Холл, которую он купил на свою половину средств от продажи дома. Также, как и рассчитывалось, съемочная группа подстерегла мою мать у дверей ее квартиры, она пробормотала что-то нечленораздельное и ее увезли в Шеппард Пратт из-за «переутомления».
Я до этого также узнал от Джона Роттингена, что журналисты из Балтимора звонили им. На пороге они не появлялись, но как минимум один из них ухитрился найти их неуказанный номер телефона и начал доставать их дома. В целом они неплохо это переживали. Да и я не видел, чтобы кто-либо из местных телеканалов, или The Sun собирались отправлять кого-либо в Рочестер, чтобы доставать их лично. Я попросил его держать меня в курсе, и затем рассказал Мэрилин последние новости из Рочестера.
Брюстер начал загонять нашу медиа-команду, поскольку ситуация испортилась ровно на столько, на сколько мы и ожидали. В конце концов мы придумали рекламу, которая, как казалось, шла хорошо.
(Приближенный огромный нож, камера отдаляется от него, пока в кадре не появляется рука, сжимающая его. Закадровый медленный низкий голос.)