Выбрать главу

Но Рейне было не суждено увидеть этот спектакль. Ангела наотрез отказалась переходить на кресло. А когда все же согласилась это сделать, потребовала, чтобы Рейне вышел прочь из родильного зала.

Его робкие просьбы и удивление акушерки не возымели никакого действия.

— Уйди, — повторяла она. — Я так не могу. Уйди.

— Но, Ангела, тебе не кажется, что мне лучше… мне так хотелось…

— Не сейчас, — отрезала она.

Он вышел из родильного зала. Сел в вестибюле на кушетку и принялся машинально листать какие-то женские журналы. «Праздничный наряд из шелестящего шелка», «Итальянское приглашение», «Весенний салат с артишоками и крабами».

До его слуха донесся детский крик. Где это? В боксе Ангелы или нет? Никто его не звал.

Он принялся перебирать газеты. Потные от волнения пальцы прилипали к страницам. «Знаете ли вы, что в Лондоне в моду вошли маленькие зажимы для волос?», «Несмотря на мою известность, мне всегда приходилось бороться с заниженной самооценкой»…

Громкий шепот заставил его вздрогнуть от неожиданности.

— Идите сюда, я покажу вам что-то прелестное.

Акушерка стояла в дверях, смотрела на Рейне и заговорщически подмигивала.

Едва передвигая мгновенно ставшие ватными ноги, он направился в родильный зал.

Ангела снова лежала на койке, держа в руках ребенка, завернутого в хлопчатобумажное одеяло. Рейне склонился над свертком.

Маленькое личико было темно-лилового цвета. Черт лица еще не было — сплошные борозды и складки, как на измятом листке бумаги. Из конверта виднелась просто-таки неземная ручка с крошечными пальчиками, чертившими в воздухе какие-то магические знаки. Щель, оказавшаяся ртом, открылась и издала звук, похожий на немного гнусавый писк игрушечной резиновой утки.

— Кто это? Я имею в виду, мальчик или девочка? — спросил Рейне.

— Мальчик, — ответила Ангела.

Внутри у Рейне что-то перевернулось. Акушерка подняла жалюзи, и в бокс хлынул солнечный свет.

Рейне пришел в себя. Так, значит, сейчас уже день? Он был уверен, что на дворе еще ночь. Который теперь час — утро, полдень, вечер?

Он ведь совсем недавно так часто смотрел на часы, но, как это ни парадоксально, не знал, сколько времени. Все время, пока продолжались роды, он жил в какой-то своей системе отсчета времени, в ритме повторяющихся схваток. Теперь он вспомнил, что это была альтернативная возможность измерять время.

Но все же который теперь час? Да вообще, какое сейчас время года?

Глава 9

Теперь у Рейне было все: жена, сын, машина и дача (они с Ангелой сняли дом в лесу). Рейне, всегда считавший себя нелюдимым и одиноким человеком, внезапно ощутил себя вполне нормальным членом общества. Общества женатых мужчин с детьми, машинами и домами. Людей, к которым обращались газеты: «Время пересмотреть кредиты!», «Какая погода светит вам в отпуске?», «Вернем себе радость секса!». Рейне стали интересовать вопросы, которые прежде либо его совершенно не занимали, либо обостряли чувство собственной неполноценности.

Но теперь он стал одним из обычных, нормальных людей, людей, которые по субботам стоят в очередях у касс супермаркетов. В легкой одежде спортивного стиля они с Ангелой не спеша ходили по нему с детской коляской и тележкой для покупок. Они покупали памперсы в экономичных упаковках, белую дачную мебель из пластика, дрель, сверла, бильярд и модные бейсболки. Они ничем не отличались от множества других семей, в которых мужья и жены спорили друг с другом, в которых матери то и дело окриками останавливали детей: «Натали, иди сюда, не то я тебе задам!», «Ванесса, положи эту штуку на место, я тебе говорю!». Чем нежнее имя ребенка, тем более возмущенный окрик. Рейне и Ангела листали каталоги увлечений и читали в газетах отчеты о результатах тестирования маринованной селедки, раков и гриля.

Однажды, в воскресенье, они поехали на дачу — Рейне, Ангела и Бьярне. (Мальчика назвали в честь брата Ангелы. Рейне до этого не знал, что у Ангелы есть брат, но очевидно, что он был, и, хотя Ангела с ним не зналась, она, видимо, его любила, если захотела назвать сына его именем.) По дороге они заехали на заправку. Вдали слышался звон церковных колоколов.

Ангела вытащила Бьярне из детского кресла и, устроившись на заднем сиденье, принялась его кормить. Она делала это очень охотно и почти везде: в кафе, супермаркетах и на садовых скамейках. Она, обычно такая застенчивая, могла не моргнув глазом распахнуть блузку, расстегнуть застегивающийся спереди бюстгальтер для кормящих матерей и выпростать грудь — большую, тяжелую, ослепительно-белую (как будто сквозь кожу проступало переполнявшее молоко) — и дать ее младенцу на виду у всего честного народа. Рейне не возражал. Он гордился женой и сыном, и эта евангельская сцена умиляла его еще больше, когда разыгрывалась в общественном месте.