Энрике открыл бар, достал бутылку бренди, два хрустальных фужера и вернулся к ней.
— Выпей.
Он протянул ей фужер с золотистым напитком.
Она отпила глоток. Мягкое тепло волной разлилось по телу.
Энрике молча смотрел на нее, откинув полу пиджака и держась пальцами правой руки за брючный ремень.
Отсутствующим взглядом Филиппа скользнула по его фигуре и невольно отметила, как красиво воротник белоснежной рубашки оттеняет темные волосы на его груди. Она быстро отвела взгляд и снова сосредоточилась на своей щеке.
Надо срочно выбираться отсюда, лихорадочно подумала она. Домой, скорее домой! Как такое могло с ней приключиться?!
— Скажи, неужели все, что я сегодня услышала, правда? — вырвался из нее вопрос помимо воли.
Энрике нахмурился.
— То, что я... я должна выйти за тебя замуж?
Она с трудом подбирала слова.
— Да, — ответил Энрике. — О Боже, какое несчастье! Я полагаю, — продолжил он саркастическим тоном, — ты уже получила неопровержимые доказательства от своего деда.
— Он просто негодяй!
Лицо Энрике приобрело ледяное выражение. Он не любил Диего Авельяноса и сомневался, что кто-либо на свете мог любить его. И, конечно же, он не должен был бить свою внучку. Но и Филиппа тоже хороша. Она что, надеялась, что он спокойно перенесет все ее выпады и обвинения? Особенно в присутствии другого мужчины, выбранного ей в мужья. Диего Авельянос никогда не позволил бы себе потерять лицо перед человеком, который должен принять на себя всю его огромную финансовую империю. Кроме того, как бы он ни был виноват перед ней, Филиппа должна быть благодарна деду за роскошные условия жизни, предоставленные ей его трудом. Она обязана быть хотя бы вежливой с ним.
— Никогда не употребляй такие выражения!
— Иначе что? — выпалила она. — Ты выпорешь меня, как он тебе приказал?
Энрике выругался про себя. Ему захотелось как можно скорее уйти отсюда прямо сейчас.
Подальше от этого сумасшедшего дома. Спасительная мысль о Кармен Парейро всплыла в мозгу. Она сумеет успокоить и расслабить его, своей нежностью и лаской восстановит мир в его душе. Никогда не произнесет ни одного слова, которое могло бы его расстроить, не сделает ничего такого, чего бы он не хотел...
Но Кармен Парейро нет рядом. Она всего лишь облачком фантазии мелькнула в его разгоряченной голове.
— Перестань вести себя как испорченная девчонка, — бросил он ей.
Филиппа вскочила на ноги.
— Думаю, вам следует немедленно убраться отсюда, сеньор Сантос, — выпалила она. — И, надеюсь, когда в следующий раз вы соберетесь жениться, у вас найдется хотя бы немного такта, чтобы сначала спросить согласия у вашей избранницы. Однако вас больше заботит желание загрести под себя деньги Авельяноса. А я не хочу иметь никакого отношения к этой истории, и особенно к такому смазливому охотнику за удачей, как вы!
Она швырнула бокал на стол, нисколько не заботясь о том, что он опрокинулся и золотистая жидкость залила инкрустированную поверхность, повернулась на каблуках и пулей вылетела из гостиной.
Энрике в течение нескольких секунд слышал стук ее каблучков по мраморной лестнице, ведущей наверх. Через минуту он уже гнал свой «феррари» так, словно его преследовали все демоны ада.
Пальцы Филиппы, с трудом попадая на нужные клавиши, набирали номер телефона Джеки.
— Джеки, — быстро проговорила она, чтобы сэкономить деньги, — наш план не сработал. Я собираюсь вернуться домой. Завтра. Не волнуйся. — Она сглотнула, стараясь удержаться от подробностей. — Все нормально. Но я возвращаюсь. Ты поняла? Имей в виду, что если завтра я не позвоню тебе из Валенсии, значит, что-то не так, а если от меня не будет вестей и вечером, включай сигнал тревоги. Я уже пообщалась со своим драгоценным дедушкой. Впечатления словами не описать. Расскажу при встрече.
Филиппа повесила трубку с облегчением. Не то чтобы она обрадовалась, услышав родной голос, скорее ощутила, что где-то, пусть далеко, за стенами этого дворца, скорее напоминающего сумасшедший дом, есть нормальный мир, с нормальными людьми.
Филиппа мгновенно провалилась в сон и проснулась лишь утром от легкого прикосновения к плечу. Рядом стояла Росита.
— Дон Диего хочет видеть вас, прямо сейчас, — робко сказала она.
Ну что ж! Она не возражает! У нее есть, что ему сказать! Она потребует, чтобы ее немедленно отвезли в аэропорт!
Росита проводила Филиппу, наскоро натянувшую на себя свои собственные брюки и блузку, в спальню Диего Авельяноса.
Дед сидел на постели, опираясь на подушки. Выглядел он неважно. Впервые она осознала, что он уже старик со слабым здоровьем.
Я буду говорить с ним вежливо, подумала она. У меня получится, если я очень постараюсь.
Филиппа подошла к изножью кровати. Черные мрачные глаза сверлили ее насквозь. Несмотря на то, что дед лежал неподвижно, от него исходила угроза.
— Итак, — тяжело произнес он, — ты оказалась хуже, чем я ожидал. Мне следовало забрать тебя от твоей уличной матери и самому воспитать! Тогда бы ты понимала, что такое хорошие манеры и уважение к старшим.
Мгновенно все благие намерения испарились из головы Филиппы. Кровь ударила ей в голову. Но на этот раз она не потеряла контроля над собой.
Она стояла молча перед человеком, который приходится ей дедом. Просто невероятно, что они связаны между собою кровными узами.
— Наконец-то ты молчишь! Как жаль, что ты не сдержала свой ядовитый язычок вчера вечером и продемонстрировала свой отвратительный нрав будущему мужу!
— Энрике Сантос никогда не будет моим мужем.
Гнев застыл в ней как ледяная глыба.
Дон Диего прокашлялся.
— Тебе можно только мечтать о таком муже, как Энрике Сантос! Ни один мужчина не захотел бы даже прикоснуться к тебе после вчерашней сцены. Без моего наследства ты могла бы очутиться в постели с мужчиной только за деньги, как и твоя мать-проститутка.
Филиппа стиснула зубы, но усилием воли сдержалась.
— Наш разговор бесполезен. Я сегодня же улетаю домой. Будь добр, прикажи доставить меня в Валенсию, прямо в аэропорт.
Темное лицо Авельяноса покрылось пятнами.
— Ты никуда не уедешь отсюда! И не покинешь порог своей комнаты до дня свадьбы. В этом доме хозяин — я! Не смей играть со мной в игры! — Его кулак тяжело опустился на постель. — Запомни, если ты не образумишься, мне придется приказать как следует проучить тебя ремнем. Этот предмет приводил в чувство и не таких, как ты.
Филиппа побледнела. Ее охватил настоящий страх. Старик заметил это и улыбнулся.
— Ты думаешь, я не посмею? Я учил ремнем твоего отца не раз. Он быстро понял, что к чему! — Старик нахмурился. — Если бы он не встретил ту шлюху, твою мать... Он не послушался, променял меня на пару длинных продажных ног!
Филиппа почувствовала весь ужас, преследовавший ее отца, так ясно, словно она присутствовала при всех унижениях и оскорблениях, которым подвергал его жестокий, деспотичный отец.
— Ты гнусный, подлый тип, — прошептала она. — Как тебя только земля носит!
Безжалостные бездушные глаза смотрели на нее.
— Убирайся, пока я не взялся за ремень! Никто не может запугать меня: ни ты, ни кто-либо другой!
— О да, я уйду, — сказала Филиппа. — Я готова идти в Валенсию хоть босиком.
Его лицо исказилось.
— Ты не сделаешь из этого дома ни шагу, пока я собственными руками не передам тебя Энрике Сантосу!
— Ты ошибаешься, Я уеду сегодня же.
— Вряд ли тебе удастся удрать из закрытой на ключ комнаты.
Филиппа решила пойти в бой и открыла карты.
— Думаю, запирать меня весьма неразумно. — Ее лицо оставалось неподвижным. — Видишь ли, если я не позвоню сегодня вечером в Нью-Йорк, американское посольство в Мадриде будет извещено, что меня удерживают здесь против воли. Неужели тебе захочется получить обвинение в похищении человека? Пресса немедленно и с удовольствием разовьет этот захватывающий сюжет.
Ее слова возымели действие. Старик выругался по-испански, и Филиппа презрительно улыбнулась.