Лариска задумчиво пожала плечами:
— Да, им проще: для них весь смысл жизни — найти маму…
— А для нас какой смысл жизни? Для тебя? Для меня? Что обычно люди называют смыслом? “Смысл моей жизни”, — непременно скажет кто-нибудь, — “Достичь положения в обществе, заработать себе на хороший дом, машину, завести семью, родить детей…” Ну и так далее. А ведь, по сути, это не смысл, а цель. Смысл — это что-то другое…
— Мне кажется, что смысл в том, чтобы… Как бы это сказать, ну с каждым днем мы приобретаем какой-то жизненный опыт, чему-то учимся, и в голове понемножку складывается как бы паззл. Чем больше деталек встают на свои места, тем легче жить. Потому что больше понимаешь, проще реагируешь на все.
— Профессионалом становишься? Профессионал всегда чувствует себя увереннее и защищеннее. Только это тоже получается цель, а не смысл.
— Наверное.
Они снова разлили вино. Лариска закурила.
— Ой, мне тут опять снился сон про обувь, — вспомнила Татьяна. — Я где-то на юге, я купаюсь, выхожу из моря, одеваюсь, а мои любимые туфельки украли, и мне так плохо! Я иду босиком, мне неудобно, я вижу кучу чьих-то чужих шлепанцев — видимо, их владелицы купаются — я быстро подбегаю, быстро выхватываю из кучи первые более-менее подходящие мне по размеру тапочки и убегаю. Но они — чужие, мне в них неловко…
— Что ты хочешь этим сказать: Михайлов — твои любимые туфельки?
— Не знаю… Любила ли я его вообще? Люблю ли я Андрея?.. — и, помешкав, тихо добавила: — Или просто пытаюсь — раз уж оторвали от одного — вцепиться в первого попавшегося мужчину…
— С дебильным лицом…
Они разошлись, сидели, каждая у себя дома, но думали об одном и том же. Не зная, что в этом мире каждый кого-нибудь любит и каждый кем-то любим. В поезде едет Федор, чувствуя всякой клеточкой своего тела мучительное и неизбывное сиротство свое, но на каждой новой станции его встречает любовь Лариски, и бабки продают ему пиво по дешевке, а проводницы улыбаются ласковыми материнскими улыбками.
Сидит дома Татьяна, в одиночестве допивая вино — не оставлять же. Смотрит на выложенный на стол телефон. Но Андрей не звонит, и в квартире по-прежнему тихо. А где-то в другом конце города дома сидит другой человек и также смотрит на телефон. Он узнал недавно Татьянин номер и ежечасно мучается теперь желанием набрать его.
Лариска стоит столбом посередине своей квартиры. Всего лишь неделю жила она у Федора, а теперь смотрит на свой дом и удивляется, где это она? И до того ей грустно, пусто и тоскливо на душе… Как будто была она какую-то секунду назад наполнена любовью до краев, раздута, как воздушный шарик, а теперь — один неожиданный укол, и воздух вышел, и больше уже никогда не полететь. А у ее подъезда с охапкой цветов стоит мальчик-стриптизер, которому она играла на скрипке. Он смотрит на свет в ее окнах, видит, что она дома, но мучительно краснеет и стесняется зайти…
“Танька!
Помнишь меня? Это я, твой одноклассник Борька Романов! Помнишь, как я тебе в третьем классе жевачку подарил? Я думал, ты давно уже замужем, детей растишь, а ты оказывается такая красивая стала и незамужем. Я женат, но сама понимаешь, что жена это так скучно и не интересно, и она совсем меня не понимает, мы чужие люди. Танька! Ответь мне, напиши, помнишь ли ты меня, хочешь ли встретиться. У меня своя фирма, рено, дача под Москвой. А давай махнем в Египет, а? я так давно не общался с обычным человеком, чтобы не о бизнесе, а просто с другом или с красивой женщиной.
Пиши,
Твой Борька.”
Глава 18
Андрей ехал в маршрутке на встречу с Коляном, прижимая к животу свой опасный груз. Как вдруг зазвонил телефон. Высветилось не имя, но почему-то до боли знакомый номер. И тут же все внутри его вздрогнуло, натянулось как струна; с замиранием сердца он ответил:
— Алло…
— Привет, Андрей, — просто и буднично сказала Аленка, — как дела? Ты очень занят? Ты мне нужен.
И сразу все перестало существовать: Колян, самодельное взрывное устройство, Татьяна, весь мир.
— Да. Нет. Не занят. Ты где? Я сейчас приеду!
И как будто не было этого мучительного года без нее.
Они сидели на скамеечке около какого-то памятника. Она уже с ходу вывалила на него все свои новости — где учится, с кем общается — и теперь с удовольствием разглядывала свой маникюр, время от времени поднимая на него взгляд и кокетничая:
— Я красивая? Скажи, я изменилась? Давай, давай, учись говорить комплименты.
Андрей смотрел, смотрел, смотрел на нее и все не мог насмотреться. Хотелось вобрать ее всю в себя — на самое дно хрусталика. Вдохнуть в легкие вместе с запахом. Чтобы она жила в нем всегда. Он вспоминал моменты близости с ней, и как он шел потом на учебу, и тело его, как сосуд, было наполнено ею до краев. И вместе с тем что-то самое близкое, самое дорогое, напротив, всегда оставалось с нею, в ней. И нужно было снова возвращаться и снова вжиматься друг в друга со всей силы, рискуя сломать ребра в объятьях.