За окном светило солнце, и люди прыгали через лужи веселые и беззаботные. На дворе курили первокурсники и засматривались на старшекурсниц, всех как одна надевших по случаю весны короткие юбки. Обсуждали их, смеялись, а те, готовящиеся к защите диплома, проходили мимо, длинноногие и недосягаемые. Глядя на них, хотелось звонить Татьяне, и он звонил, но она не отвечала.
На последней паре — практикуме по государству и праву — долго и нудно разбирали случаи по нарушению трудового законодательства. “Какой прок — знать трудовой кодекс, — зло думал Андрей, — когда нарушается он на каждом шагу, когда ты все равно никому ничего не докажешь, и судиться можно годами, и все равно ни с кого ничего не получишь…” В далеком маленьком городке его отец работал инженером на огромном предприятии за гроши. Да и те задерживали, заставляли работать по выходным и праздникам, не платя в двойном размере. Недовольных увольняли. От постоянного унижения отец потихоньку спивался. Отыгрывался на матери, работавшей там же бухгалтером и бравшей разные халтуры на дом, чтобы выучить Андрея, вытянуть его младшую сестренку. Та не оставалась в долгу… Да и сам Андрей, постоянно подрабатывавший где только можно, знал, в какое место обычно предлагают засунуть трудовой кодекс работодатели.
Когда пара наконец-то закончилась, Андрей вышел на крыльцо, прислонился к перилам и закурил. Хотелось пойти часа на два-три засесть в компьютерный клуб, что недалеко от общаги, но денег не было. Успокоил себя, что в такую погоду париться в клубе глупо. Но вечер надо было как-то убить. Привычно хотелось выпить. И только он отчаялся, прикидывая, что денег — сотня на неделю, как все стало складываться само собой. Тут же вокруг образовалась подходящая компания, предлагающая такое дело — начало весны — отметить. Взяли пива и пошли в парк, где скамейки уже успели не только оттаять, но и просохнуть. Встретили по пути каких-то девчонок, притащили с собой в парк, стали поить.
— Мы в том году с Петром на игрушку ездили— клево было! — Димка, студент юрфака и главный заводила в их компании, взялся растолковать им любимую в компании байку. — Как-то мы так ужрались, что разнесли две палатки. Пападос, думаем. Утром на нас наехали: это вы? Ну я не знаю, как отбодаться, и начинаю плести, мол, это Петрович, с…ка такая, нажрался вчера и давай буянить. Мы его насилу утихомирили. В смысле, что выдумал я несуществующего Петровича. А че, очень удобно. Мы потом все свои проделки на него сваливали: и компот общий он за всех доел, и игровые деньги спер. Самое смешное, что, когда мы уезжали, выяснилось, что половина игроков лично с нашим Петровичем знакома. Мне же, прикиньте, еще и привет от него передавали!
Димка с Петром не просто были соседями Андрея по комнате в общежитии, но, как и он, были реконструкторами — играли по сорок пятому году. Восстанавливали экипировку времен Великой Отечественной. Объездили с поисковыми экспедициями всю область. Но не столько им интересно было восстанавливать историческую справедливость — возвращать имена героически погибшим солдатам, защищавшим родину, сколько искать оружие, обмундирование.
Про Димку говорили, что он нашел настоящее серебряное кольцо с девизом СС, руническими символами и подписью Гиммлера внутри. А кто-то говорил, что он “Мертвую голову” нашел. “Мертвая голова” не являясь государственной наградой, считалась личным подарком рейхсфюрера СС, то есть, по сути, была одной из высших наград, которая вручалась за личные достижения, преданность службе, лояльность фюреру и идеям нацизма. Андрей видел у кого-то его копию, приобретенную через антикварный сайт — литой массивный кусок серебра в виде венка дубовых листьев, рун и с чем-то похожим на голову. С гравировкой “S. lb”1 на внутренней стороне, но без фамилии владельца.
Настоящая “голова” стоила безумных денег, найти ее было совершенно нереально, и держать просто так дома — глупо. Так что Димкино кольцо в любом случае было попроще. Если вообще не было искусно состаренной подделкой из того же сетевого магазина. Впрочем, своих предположений Андрей вслух не высказывал: хочется человеку таскать фашистское колечко и думать, что оно настоящее, — пусть таскает. Решать нравственную дилемму Андрею не хотелось: Димка был хорошим другом.
Само собой разговор свернул на тему реконструкции.
— Нам-то хорошо, в сороковые уже был отлажен промышленный выпуск обуви, а тем, кто играет по восемьсот двенадцатому году ва-аще туго, — Димка сел на любимого конька, — им же надо искать кожу ручной выделки, а потом — того, кто вручную сошьет обувь.