— Да ладно, — отмахнулся Андрей, — уже давно все на поток поставлено. В Москве элементарно можно найти и кожу, и мастеров, и готовую обувку того времени. Были бы деньги.
— Ну или так. Я не про то. Я про то, что нам-то проще. Кирзачи у любого алкаша за маленькую купить можно.
— Вот еще, в брезенте ходить! — Петр швырнул в сугроб пустую бутылку и потянулся открывать новую. — Если есть возможность выбирать, то уж лучше в кожаной обувке.
О девчонках сразу забыли — Димка с Петром отчаянно заспорили о своем. Какая-то часть компании давно уже откололась и обсуждала игры. Андрей слушал вполуха и тех и других. Все было как обычно: не удивляя, но и не напрягая ничем новым.
Но пиво на пустой желудок начало действовать. Петр шутя толкнул его в бок, Андрей — ответил медленным красивым ударом, и пошло-поехало. Полушутя-полусерьезно они встали в спарринг и старательно мутузили друг друга напоказ, перед заскучавшими девчонками и просто чтобы лишний раз доказать себе и миру свою “крутизну”.
Ну, а что еще делать, когда ты видишь себя Шварценеггером и Биллом Гейтсом в одном флаконе, а сам за свои двадцать лет всего-то и успел, что поступить в университет, прочитать пару книжек, посмотреть пару фильмов, да одно лето прожить в лесу? Когда впереди у тебя вся жизнь со всеми ее сногсшибательными возможностями, а ты все еще живешь за счет родителей и у тебя весь лоб в прыщах.
Короткий весенний день заканчивался. Низкое солнышко спряталось за крыши домов, и тени стали темно-синие, длинные. Похолодало. Вдруг оказалось, что еще и девчонки, которым надоели их малопонятные беседы, куда-то ушли. Народ же как раз дошел до кондиции, когда срочно нужно: а) в тепло, б) добавить, в) без женского общества — никак.
— А где девчонки? — расстроенно протянул кто-то.
— От Петрович, скотина, первый сориентировался, баб наших увел! — Димка искренне возмутился.
— А фигли ты его вообще сюда звал?
— Да я не звал, мы пришли — он тут уже тусовал!
Потом пили в общежитии у Андрея и Димки с Петром. Набилось в комнату человек десять. Кто-то пошел ставить чайник, чтобы заварить вермишель быстрого приготовления, кто-то — звать каких-нибудь девчонок. Хорошо бы, конечно, найти — стрясти с кого-нибудь — денег и сходить за колбасой; позвать медичек — с ними проще. Но, если деньги и найдутся, пойдут за водкой, а медички жили в другом общежитии, до которого отсюда больше часа добираться.
Андрею было тошно от самого себя, в голове все потихоньку плыло. Он забился в угол к компьютерному столику и рассматривал расставленные на нем и по полочкам рядом патроны — Димкину коллекцию. Финские V.P.T. — Valtion Patruuna Tehdas, Sako с завода в Riihimaki, американские с клеймом W — Winchester, немецкие с буквой “P” — Polte Armaturen-u — и номерами заводов: их много — все не запомнишь. Андрей перевернул донцем вверх советский патрон — с одного краю “Т”, с другого — номер — тульский.
Пришли однокурсники Андрея, притащили литровую водки и две полуторалитровых бутылки кока-колы, чтобы делать “волшебные пузырьки” — смешать, чтобы быстрее подействовало.
— Беспрецедентная акция компании Coca-Cola: под каждой седьмой пробкой — водка!
— Водка “Буратино” — почувствуйте себя дровами!
“Пузырьки” после пива пить не следовало, но Андрею уже налили, и он пил.
— Чувачки, прикиньте, у нас завтра практику по бухучету поставили!
— Опухли совсем, что ли? Суббота — это святое!
Компания собралась мужская, и заговорили о бабах. Андрей думал о Татьяне. Представлял ее в домашнем халатике, в шерстяных носках, забравшуюся с ногами в кресло, с книжкой в руках. Он видел ее однажды такой: проснулся ночью, а ей не спалось, и она читала в желтом свете торшера. Полы халатика сползли набок, и видны были голые коленки. Она задумалась, и теребила прядь волос…
Взрослая женщина принадлежала ему. Не все эти сопливые девчонки, краснеющие, бледнеющие, ломающиеся и пытающиеся что-то из себя состроить, о которых трепались рядом. Рассказывали скабрезные подробности, хвалились победами. Андрей молчал. У него была тайна, которая резко возвышала его в собственных глазах. Мог ли он тогда, с месяц назад, в баре на спор, сам краснея и балансируя на грани фола, “клея” ее, думать, что эта взрослая женщина на самом деле станет его?
В строгом костюме, макияже, чужая, далекая от него, немного надменная, немного капризная, взрослая женщина — такой он встречал ее после работы. Но всякий раз знал, что главное — дожить до дому, выпростать ее из этой оболочки, маленькую девочку в тапочках с помпончиками, носочках, милую, понятную; снять с нее все это, освободить, распушить волосы… А потом обнять, прижать ее телом к кровати, смять, испугать, чтобы снова в ней явила себя женщина. И обладать этой женщиной. Просто женщиной, без имени, фамилии. Женщиной, обнаженной женской сущностью, по которой он томился уже давно, с детства, когда только-только начал чувствовать в себе зарождающуюся мужскую силу со стыдными снами, ночными поллюциями, жаркими удушливыми волнами, захлестывающими от едва мелькнувшего на экране оголенного женского тела.