Это было огромное помещение, походившее скорее на банкетный зал, чем на кабинет. Стены украшали гигантские гобелены. Центральную часть закрывал толстый ковер. Справа от входа располагалась как бы гостиная — низкий стол, диван, несколько кресел. Слева, в противоположном конце зала, стоял громадный полированный письменный стол. В углу на массивной подставке из черного дерева был укреплен большой глобус.
Встреча с Гитлером
Гитлер сидел за письменным столом, и в этом огромном зале его небольшая фигура в гимнастерке зеленовато-мышиного цвета была едва заметна. Рукав его гимнастерки охватывала красная повязка с черной свастикой на круглом просвете. На груди красовался железный крест.
Раньше я уже видел Гитлера — на парадах и митингах. Теперь же мог рассмотреть его поближе. Когда мы вошли, фюрер молча посмотрел на нас, затем резко поднялся и быстрыми мелкими шагами вышел на середину комнаты. Здесь он остановился, поднял руку в фашистском салюте, как-то неестественно загнув при этом ладонь. Не произнося по-прежнему ни слова, он подошел к нам вплотную, поздоровался со всеми за руку. Его холодная влажная ладонь напоминала прикосновение лягушки. Здороваясь, он как бы сверлил каждого буравчиками лихорадочно горевших зрачков. Над коротко подстриженными усиками нелепо торчал острый угреватый нос.
Сказав несколько слов о том, что он рад приветствовать советскую делегацию в Берлине, Гитлер предложил расположиться за столом, в той части кабинета, которая представляла собой гостиную. В это время в противоположном углу комнаты из-за драпировки, видимо, скрывавшей еще один вход, появился министр иностранных дел Риббентроп. За ним шли личный переводчик Гитлера Шмидт и хорошо знавший русский язык советник германского посольства в Москве Хильгер. Все расположились вокруг стола на диване и в креслах, обтянутых пестрой тканью.
Гитлер предложил Молотову занять место на диване, а сам опустился в кресло по другую сторону стола. По правую руку от него сидел Хильгер, далее Риббентроп и, наконец, Шмидт, сразу же по-деловому разложивший на коленях большую жесткую папку, обтянутую темно-синей кожей. На диване, слева от Молотова, сидел его заместитель, справа — я, а в кресле, между мной и Гитлером, — Павлов.
Беседа началась с длинного монолога Гитлера. Возможно, у него даже был приготовлен какой-то текст, но он им не пользовался. Речь его текла гладко, без заминок. Подобно актеру, отлично знающему роль, он четко произносил фразу за фразой, делая паузы для перевода.
С немецкой стороны роль переводчика выполнял Хильгер. Он много лет провел в Советском Союзе, русский знал не хуже своего родного языка. Он даже внешне походил на русского. Когда по воскресеньям в косоворотке и соломенной шляпе, с пенсне на носу он рыбачил где-нибудь под Москвой на Клязьме, прохожие принимали его за «чеховского» интеллигента. Хильгер даже хвастал, что, беседуя с другими рыбаками, нередко добывал интересную информацию. Теперь он сидел затянутый в черную парадную форму германского министерства иностранных дел и выглядел так, словно проглотил аршин. Рядом с ним, держа на коленях блокнот, переводчик Шмидт вел запись беседы. Отлично владея несколькими западноевропейскими языками, он не знал русского и поэтому теперь ограничился ролью протоколиста. Мы с Павловым поочередно переводили и записывали выступления участников переговоров.
Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Англия уже разбита и что ее окончательная капитуляция — лишь вопрос времени. Скоро, уверял Гитлер, Англия будет уничтожена с воздуха. Затем он сделал краткий обзор военной ситуации, подчеркнув, что германская империя уже сейчас контролирует всю Западную Европу. Вместе с итальянскими союзниками, продолжал фюрер, германские войска ведут успешные операции в Африке, откуда англичане вскоре будут окончательно вытеснены. Из всего сказанного, заключил Гитлер, можно сделать вывод, что победа держав оси предрешена. Поэтому, мол, настало время подумать об организации мира после победы.
Тут Гитлер стал развивать такую идею: в связи с неизбежным крахом Великобритании останется ее «бесконтрольное наследство» — разбросанные по всему земному шару осколки империи. Надо распорядиться этим имуществом. Германское правительство, заявил фюрер, уже обменивалось мнениями с правительствами Италии и Японии и теперь хотело бы узнать соображения Советского правительства. Более конкретные предложения на этот счет он намерен сделать в дальнейшем.