Я развернула пергамент и прочла его. Вот только этого нам не хватало. Это было похоже на настоящие адские каникулы. Я передала пергамент Шону.
Он взглянул на него.
— Семейный спор, бронь на шестьдесят одну персону?
— Похоже, что две стороны одной семьи произошли от двух братьев. Один из них уехал и основал влиятельную философскую школу на другой планете, а другой остался на родине и основал свою собственную философскую академию. Теперь они враждуют по поводу того, кого из братьев действительно можно считать основателем семьи: того, кто уехал колонизировать новую планету, или того, кто остался на своей родной планете. Они пригласили мудрого старейшину, чтобы тот разрешил их спор.
— Шестьдесят один новый гость. Это же будет хорошо для гостиницы, но ты почему-то не выглядишь счастливой.
— Они ку-ко.
Шон посмотрел на потолок.
— Покажи мне ку-ко.
Со стены соскользнул экран. На нем распростерло свое оперение существо около тридцати дюймов ростом. Мягкие кремовые перья покрывали его лицо, становясь шокирующе розовыми на затылке и спине, и ярко-малиновыми на крыльях и пушистом хвосте. Вторая пара отростков, напоминавших передние конечности динозавра или, возможно, обезьяны, если у обезьяны каким-то образом выросли когти, торчала из-под крыльев.
Огромный хвост выдавал в ку-ко самца. Он носил замысловатую плиссированную сбрую, которая обтягивала его голову и сидела на плечах, а затем расширялась в роскошный пояс, набитый электроникой, иглами из ярких перьев и рулонами чего-то подозрительно напоминающего туалетную бумагу на широкой катушке.
Ку-ко смотрел на нас фиолетовыми глазами, распушил перья и зашагал взад-вперед, его пухлое тело покачивалось при каждом шаге.
Шон выдавил из себя улыбку.
— Они курицы.
— Технически они даже не птицы.
— Дина, к нам приедут шестьдесят одна космическая курица.
Я сдалась.
— Да.
— И они собираются спорить о философии.
— Ммм. Это означает, что они захотят иметь форум с трибуной и дискуссионным кругом, а также курятник для сна, и нам придется купить много зерна…
Он засмеялся.
— Ты не принимаешь это всерьез.
— Нам придется сказать Орро прекратить готовить курятину.
— Шон Эванс!
Он обнял меня одной рукой. Я прижалась к нему всем телом.
— Очень красивая комната, — сказал он.
Она была красивой. Было что-то неземное в этом Дне Постояльца, что-то свежее, чистое и обнадеживающее, как яркий весенний день после ужасной зимы.
— Ты организовала мирный саммит между Священной Анократией, торговцами и Сокрушительной Ордой. А потом ты напала на дразири, — сказал Шон.
— Да.
— Я никогда не видел тебя такой взволнованной. Что не так?
Я вздохнула.
— Это из-за Ассамблеи?
— Частично. Мне не нравится не знать, как у нас обстоят дела с ними, но, в конце концов, как ты сказал, они могут только понизить наш рейтинг. Они не могут забрать «Гертруду Хант», пока мы не совершим действительно ужасное преступление.
— Значит, это из-за дрифана.
— Я бросила свою гостиницу. — Слова вышли сами по себе.
Шон нахмурился.
— Я тебя не понимаю.
— Когда я прыгнула в дверь с семенем дитя гостиницы, я оставила «Гертруду Хант». Гостинице пришлось выживать без меня. Я ее травмировала.
— У тебя не было выбора.
— Я все понимаю. Но гостиница сейчас очень хрупка. Она ждет и наблюдает, и связь между нами… скорее условна. Я не знаю, боится ли «Гертруда Хант» того, что ей будет больно, или того, что мне будет больно, или, может быть, она боится, что это каким-то образом причинит мне боль. Но между нами существует некоторая дистанция. Это было не так заметно, пока не началась переделка гостиницы для Дня Постояльца, что довольно непросто и требует точности. Я чувствую это, и теперь, когда я осознаю, меня это беспокоит. Прибавь еще дрифана, и все становится чересчур…
Пол в задней части большого бального зала раздвинулся. Именно там я раньше ставила огромную рождественскую елку. «Гертруда Хант» что-то задумала…
— Мы будем день за днем возвращать все на круги свои, — сказал Шон.
Что-то громыхнуло под полом. Массивное дерево, павловния, появилось из глубины гостиницы, раскинув огромные ветви по всему бальному залу. С длинных ветвей свисали цветочные бутоны, все еще закрытые, с легким оттенком лаванды. Я понятия не имела, что «Гертруда Хант» прятало его. Гостиница не показывала мне его последние два Дня Постояльца. Но тогда мы едва ли праздновали это событие. Трудно радоваться праздникам, когда ты знаешь, что твоя гостиница будет пуста.