— Зачем же взламывать? У меня есть ключ.
Ключ? С каких это пор?
— Немедленно верни мне его. И будь так добр, отпусти меня, наконец.
Кейн посторонился, и Райнон потерла онемевшую руку.
— Ну все, можно сказать, поздоровались, а теперь скажи, зачем ты приперся? Потому что я тебя точно не приглашала.
Возникла небольшая пауза.
— Нам нужно поговорить.
— Нам не о чем говорить. А если и есть, у меня для тебя важная новость: изобрели такую хитрую штуку, которая называется телефон. Мог бы воспользоваться им вместо того, чтобы пугать меня так посреди ночи. Это самое что ни на есть вопиющее нарушение прав частной собственности.
— Только не с ключом. — Кейн повернул выключатель в кухне, но свет не зажегся.
Час от часу не легче! Райнон шагнула назад, ударилась спиной об угол шкафа и вскрикнула от боли. Она покачнулась и снова оказалась в объятиях Кейна. Горячие мужские пальцы легли на ее обнаженную кожу, и только тут Райнон вспомнила, что на ней всего лишь шелковая сорочка.
Кейн склонился к ее уху.
— У тебя есть свечи?
— Да. — Женщина наконец-то высвободилась из его рук. Где же искать это чертовы свечи! Она со злостью рванула на себя ящик кухонного комода и засунула туда руку. Райнон только сегодня разбирала вещи, но уже успела забыть, куда засунула свечи и спички, но ведь они должны были быть где-то здесь. Должны!
Брукфилд, конечно, находился у черта на куличках, но все же разве можно так надолго без предупреждения отключать электричество?
Райнон услышала, что Кейн отошел чуть в сторону и открыл другой ящик. Несколько минут они молча искали свечи и спички, пока Райнон не наткнулась на них. Слава богу!
— Нашла.
— A y меня есть спички. Стой, где стоишь. Я сейчас подойду.
Затаив дыхание, Райнон повернулась в ту сторону, где находился Кейн, и протянула ему свечу.
— Вот.
Она ожидала, что он заберет у нее свечу, но мужчина чиркнул спичкой.
Райнон моргнула, когда приглушенное пламя осветило его лицо. Кейн заметно возмужал, как-никак прошло десять лет, но по-прежнему был таким же красивым. Даже на похоронах Мэтти ей удалось избежать встречи с ним, и вот на тебе!
Впрочем, у Райнон были дела поважнее, чем думать о Кейне и вспоминать, как он там выглядит. Ее это больше не волновало. Однако вот он стоит перед ней, и она не в силах отвести от него взгляда.
В пламени свечи его глаза казались совсем темными, почти черными, а не голубыми как сапфир, какими она их запомнила. И в этих глазах не отражалось никаких эмоций.
— Есть еще свечи?
Вопрос позволил Райнон отвернуться, но лицо Кейна уже успело запечатлеться в ее сознании. Даже если свеча догорит, она не перестанет видеть перед собой лицо Кейна: его изогнутые соболиные брови, прямой нос, насмешливые уголки чувственных губ.
Райнон осветила ящик, потом откашлялась и поинтересовалась:
— Зачем ты приехал, Кейн? Чем раньше я узнаю, тем скорее ты сможешь уехать.
— Я же сказал: нам нужно поговорить. Смерть Мэтти все изменила.
— Нам не о чем говорить. — Однако предательский холодок пробежал по спине женщины. И все же пусть думает, что у них нет ничего общего. Он опоздал на целых десять лет!
— Нам нужно поговорить о Брукфилде.
Что?
— С какой стати? — Райнон достала еще свечей. — Брукфилд тебя не касается. Мэтти оставил его мне.
— Он завещал тебе дом. Но земля принадлежит мне. А значит, нам необходимо поговорить.
Что значит — земля принадлежит ему? Дом и земля передавались одному наследнику от поколения к поколению! И Райнон ни секунды не сомневалась в том, что ей достался весь Брукфилд. Она намеревалась не только жить в этом доме, но и строить на этой земле будущее, как свое, так и Лиззи.
Ее взгляд устремился вверх. Лиззи! Райнон не могла позволить, чтобы Кейн находился под одной крышей с Лиззи!
Кейн проследил за ее взглядом.
— Спит?
Черт его дери! Райнон не желала обсуждать с Кейном свою дочь. Она решила проигнорировать вопрос.
— А что означает твоя фраза, что ты владеешь землей?
Мужчина пожал плечами, капли дождя блестели у него на пальто.
— А что тут непонятного? Я — хозяин имения. Мэтти год назад продал мне землю.
— Но почему? — Райнон не могла скрыть удивления. — Мэтти любил Брукфилд; он ни за что не разделил бы его вот так.