СЫН КОММУНИСТА
Письма к тебе, Ярушка, становятся для меня вроде дневника, привычкой. Я пишу их так, как если б каждый вечер заходила к тебе. Дома у нас посмеиваются — такая большая тётя, а дружит с маленькой девочкой. Но я не вижу в нашей дружбе ничего удивительного.
В Праге ты, непоседа, с таким редким терпением всегда отвечала мне, когда я забегала к тебе спросить какое-либо чешское словечко. Не уставала водить меня по Праге. А теперь я стараюсь издали помочь тебе. Ты лучше меня знала Прагу, я, пожалуй, неплохо знаю жизнь.
«Осторожно, Ярушка, не споткнись…», «Смотри, Ярка, какое красивое здесь местечко!», «Давай подойдём поближе. Что это за огонёк там светится?», «Откуда взялась эта туча?
Надо предупредить Ярушку»… Так думаю я про себя, когда сажусь за письмо.
Знаешь, в детстве долго можно блуждать, не находя верного пути, как блуждают порой неопытные путешественники в лесу: идут, идут и в конце концов оказываются на том же месте, откуда пошли. Так бывает, например, когда ребята остаются на второй год в одном классе. Они, бедняги, не понимают, что на целый год отстали от своих товарищей. Шли с ними целый год и остались на месте.
Сегодня мне хочется рассказать тебе о двух братьях, которые, как и ты с Либушей, совсем не похожи друг на друга. Я часто думаю: почему это в одной семье вырастают такие разные люди?
Недавно у меня была очень интересная встреча с одним итальянским журналистом. Я пришла к нему в гостиницу за статьёй и увидела двух мальчиков, его сыновей.
Старший брат, Энрико, широкоплечий, с сильными мускулистыми руками. Рядом со своим младшим братом, Деде, напоминавшим слабую, робкую рябинку, Энрико выглядел крепким, сильным дубком. Энрико заразительно смеялся, шутил и, когда я попросила, спел задорную песенку.
А Деде, узкоплечий, с испуганным взглядом, просидел весь вечер молча, забившись в тёмный угол.
Когда ребята ушли спать, я осторожно заметила в разговоре с их отцом, как не похожи друг на друга братья.
— По характеру ещё больше, чем по внешности, — ответил отец. — С Деде у нас много хлопот… Вы знаете, в Италии нелегко детям коммунистов. Как в любой капиталистической стране. Наших детей не жалует школьное начальство. В школе коммунистов называют дурными людьми. А мы учим наших детей всем сердцем любить вашу светлую страну. Учим верить в коммунизм.
Дома ребята слышат одно, а в школе совсем другое. Ни одна мысль, вынесенная нашими ребятами из дома, не встречает поддержки в школе. Конечно, это нелёгкая жизнь. Учтите, что в Италии немало детских и юношеских организаций, в которых воспитывается вражда к коммунистам. Они борются за своё влияние, они преследуют детей коммунистов…
Старший, Энрико, впрочем, никогда не колебался. Он твёрдо решил: вырастет и станет коммунистом. Как отец, как мать. Как дедушка, расстрелянный фашистами. Поэтому с первых лет своей школьной жизни Энрико вёл себя как маленький коммунист.
Там в школе так принято: при входе в класс каждый ученик должен произнести молитву. Энрико никогда этого не делал, он даже маленький молча проходил на своё место. И до четвёртого класса это сходило ему с рук. Просто никто не мог представить себе, чтобы в школе, где все дети религиозны, вдруг мог появиться безбожник.
В четвёртом классе бойкотировать бога потихоньку, как делал Энрико, стало невозможно. Появился новый предмет: закон божий.
На первом уроке священник увидел, что Энрико сидит сложив руки и ничего не записывает в тетрадь.
— Скажи, сын мой, почему ты ничего не записываешь? — спросил священник.
— Потому что я не верю в бога, — ответил Энрико.
— Ты не веришь в бога? — удивился священник. — Но ведь я только что рассказал, как бог создал землю и небо…
— Это неправда!
— Ты глупый! — усмехнулся священник.
Энрико был слишком мал для большого спора. Он ещё не знал, как на самом деле возникли земля и всё живое.
— Не верю, — повторил мальчик.
Класс недоумевал. Сосед по парте шепнул Энрико:
— Встань, встань.
Но Энрико продолжал сидеть.
Кто-то крикнул:
— Коммунист!
— Он коммунист! Коммунист! — зашумел класс.
Священник наклонился и внимательно заглянул в глаза мальчика.
— Скажи, сын мой, это правда? Ты коммунист?
Энрико растерялся. Коммунисты — взрослые люди. Как может он, мальчишка, назвать себя коммунистом? И всё-таки решился и сказал:
— Да, коммунист.
Священник всплеснул руками:
— Сын мой, бог наказывает коммунистов.