- А что ты делал в Лэрдоне?
- Учусь я там, - пробормотал парень, - А тут пришло письмо от отца. Я зачем-то понадобился старому другу семьи, Зулаасу Цэ. Уж такому старому-престарому.
Он хихикнул, всё больше расслабляясь в моих объятиях. А потом пояснил свою смешливость:
- Представляешь, Зулаасу уже шесть сотен лет, а вот выглядит он всего лет на двадцать по людским меркам. И его враги никогда не могут воспринимать такого юнца всерьёз. И ловятся на розовые щёчки и хрупкость. Если бы он не брил налысо голову, то вообще выглядел бы лет на семнадцать. Но это уже перебор, как он говорит. С извращенцами дел иметь не хочет, объясняет.
Я всерьёз обдумал то, что сказал Ло. Судя по всему, мы с этим Цэ увидимся, и довольно скоро. Он же обязательно будет искать этого парнишку. Я бы точно так поступил. Моя левая ладонь тем временем, словно живя собственной жизнью, принялась легонько скользить по крепким бугоркам мышц на груди и животе мальчишки. Кожа парня ложилась под пальцы тёплым бархатом, передавая мне через руку какие-то очень странные ощущения. Никогда таких не испытывал. Всё-таки мы действительно созданы друг для друга. Наши тела очень уж остро реагируют на контакт. В ответ на мои прикосновения тело Логайна покрылось рябью мурашек. И прохлада остывающей пустыни тут была ни при чём. Дыхание парня стало более рваным, порывистым, жарким. И тут он внезапно отодвинулся от меня, вскочил на ноги и порывисто напрягся, говоря:
- Статуэтки! Надо их найти!
Злая досада лютым зверем рванула к моей голове. И я рявкнул:
- Сядь!
Логайн отшатнулся, испуганно глядя на меня. Но вот в его глазах испуг сменился холодным протестом. Парень скривил плотно сжатые губы и быстро подошёл к одному из убитых газаяров. Пара усилий и старая хламида, испачканная кровью, скрыла от моего взора ладное тело мантикора. Перепоясавшись не менее старым кушаком, парень накинул на голову капюшон и замер на несколько мгновений. Перемена в его облике вызвала во мне странный протест – словно он натянул холодную мёртвую кожу змеи. Во взгляде Ло теперь блестел металл. Всё-таки он, хоть и мальчишка по сравнению со мной, успел хлебнуть всякого за свои сорок пять лет. И я понял, что опять испортил момент. Такого окриком не возьмёшь. И он такой… классный, когда сердится. Я в полном недоумении прислушался к себе. И ощутил злость – считаться с каким-то человеком, когда на кону стоит Конечный Дар? Без которого я никогда не стану Архиведом Сфинксов, о чём мечтал уже не один десяток веков. Холодная ярость опутала тело тысячей невынутых дротиков и сотней палящих сумрачных скорпионьих жал. Ну уж нет!
Я бросился вперёд, схватил мальчишку в охапку и повалил на песок. Ло не мог даже дёрнуться – куда ему против мощи моей человеческой морфы. Наши взгляды встретились. И словно древняя жажда власти пробудилась во мне. В чёрных глазах парня тускло отразилась луна, искажённая, серая и стылая, как кусок земляного льда с далёкого севера. А за белёсыми пятнами луны ворочался испуг. Но не только. Где-то на задворках его мыслей происходящее зачало первородный гнев. Уж такое чувство я могу распознать. Дикое бешенство овладело мной при одной только мысли, что этот мантикор посмел воспротивиться, пусть даже и мысленно, раз нет сил отбиться физически. Я одним движением перевернул его на живот и со свирепой досадой рванул тряпичную помеху. Хламида послушно расползлась на лоскуты, открывая бледное в ночном свете худое тело. Ло зарычал, пытаясь войти в морфу, но я тут же вдавил пальцы правой руки в спину между лопаток и рыкнул:
- Порву!
И барханы будто отдалились от нас, испугавшись низкого голоса. Ло испуганно обмяк и простонал:
- Не надо… Пожалуйста…
Моя левая ладонь безжалостно, до хруста, сгребла оба его запястья и потянула руки вперёд. Парень глухо взвыл, забившись на песке. Ничего, когда всё закончится, он и думать забудет обо всём этом. Он вообще не будет думать – станет частью меня, продолжением моего тела, моей души. Ибо так суждено. При мысли об этом и о том, что вот он передо мной – беззащитный, слабый, уже почти мой, тянущие узлы жажды в моём теле сползлись к низу живота. Я почувствовал сильную боль, когда восставший каменным жезлом член упёрся в хрупкое бедро мальчишки. Он тоже почувствовал моё дикое желание и затрепыхался ещё сильнее, продолжая уговаривать песок под своими губами:
- Не надо… Не надо, не надо… Ненадоненадоненадо…
Разум окончательно помутился. Весь мир сконцентрировался на призрачном в свете луны теле подо мной. На чувственной спине, на острых лопатках, на вязи тонких тренированных мышц, ложбине позвоночника, крепких уютных ягодицах… Я только и смог, что прохрипеть в чёрную макушку моего Сердца:
- Ты мой.
Моя правая ладонь уверенно скользнула от лопаток туда, где теплился заветный анус. Парень в своём страхе был почти не проходим. Но такие мелочи меня не волновали. Плевок на ладонь, смочить вход, подвести скользкую от природной смазки головку члена к тугому кольцу, надавить раз, другой, третий. И резко войти на всю длину. Дикий вопль был мне ответом, смывая с души наплывы старой тоски и наполняя волнами торжества. Обладать этим черноволосым мантикором было непередаваемо – ярко, больно, сладко и обжигающе горячо. Ло обмяк подо мной, всхлипывая и содрогаясь. Ничего, малыш, потерпи. Несколько минут, и всё будет кончено. Ты будешь моим навсегда. У него внутри стало горячо и скользко. На это я и рассчитывал. Кровь всегда была неплохой смазкой. И я стал двигаться, всё быстрее и быстрее, вбивая член в парня до болезненной отдачи в собственном животе. А он кричал: тонко, скулящее и безнадёжно. Во мне стали нарастать странные ощущения. Словно колючий огненный цветок распускался внутри, собираясь разорвать своё пристанище на тысячи клочьев и алых брызг. Освобождение пришло внезапно, резко и опустошающее, высасывая из меня всю возможную энергию. Когда содрогания в теле стихли, я зажмурился и упал на песок рядом с моим Сердцем. Но ожидаемого наполнения, обещанной цельности так и не почувствовал. Наоборот, ледяная пустота бешеной спиралью ринулась завоёвывать каждую клеточку моего тела. Что-то было неправильно. Никогда не обманывал себя. Перед мысленным взором предстало дрожащее тело Логайна. Но криков больше не было. Только шорохи. Что? Куда это он собрался? Я встрепенулся и открыл глаза.
========== 7.Логайн. ==========
Мерзость, какая же он мерзость…
Боль была просто невыносимой. Тело, в общем-то, справилось с насилием, а вот в груди холодящим клубком свернулся влажный туман слепой обиды и гнева. Я молча подтянул к животу колени и едва не застонал от новой волны рези. Слёзы сами побежали из глаз по уже проторенным дорожкам. Я украдкой бросил взгляд на расслабленного Сфинкса, блаженствовавшего на песке. Скотина белобрысая! Мразь! До ломоты в костях захотелось сомкнуть пальцы на этом бледном горле и давить, давить, пока в широко распахнутых глазах не появится страх. Но я понимал, что такие мечты – пустая трата времени. Он уже показал мне, что способен просто поломать моё тело, лишь захотев этого. С такой физической силой я ещё не сталкивался. Кажется, тому белому данашшану он говорил, что человеческий облик – его морфа.
Как же хотелось его убить… Просто прервать существование этого насильника, обманщика, лицемера, мерзавца, скотину, ублюдка… Никаких слов не хватит для описания! В голове зазвенел тревожный колокольчик. Я поймал себя на мысли, что, не смотря на то, что уже произошло между нами, мне по-прежнему хочется ощутить его прикосновения, дыхание, тепло тела. Осознав происходящее, я мысленно застонал. Только не так! Больше не дам ему к себе прикоснуться! Если этот безумно красивый Лев Судьбы способен только на насилие, то нам не по пути. Подавив в себе жгучее желание прикоснуться к бархатистой коже Сфинкса, я вновь почувствовал ярость, теперь уже на себя. Лохмотья порванного самоуважения в один голос завопили о том, что надо уносить ноги. И я начал медленно вставать с песка, стараясь не издавать ни единого шороха. Но этот… О, Боги, я даже не знаю его имени! Этот белобрысый тут же уселся и открыл глаза. И на его холодном лице появилось странное выражение. Сфинкс покрутил головой и вкрадчиво спросил, глядя куда-то в сторону: