Конечно, я пожурил Першина и Прошлякова: карта картой, а все же надо было заметить, что по дороге ехать опасно, коль на ней не было следов машин. Пришлось свернуть на другую дорогу, где шло оживленное движение.
Когда мы доехали до НП дивизии и я рассказал ее командиру генералу Добровольскому и начальнику политотдела полковнику Мовшеву о своих дорожных приключениях, они обещали указать на обратный путь другой, более надежный маршрут.
Весь день я находился в частях дивизии. Вечером, после того как договорились с генералом Добровольским, что следовало предпринять для более успешных действий полков, я собрался на КП армии.
До основной дороги нас провожал выделенный Добровольским капитан-разведчик из штаба дивизии. Подъезжаем с ним к разлившемуся ручью, а мост через него разобран. Пришлось сказать провожатому пару неприятных слов. Капитан смутился и начал рассматривать карту. В это время я вышел из машины и направился к ручью, чтобы решить, как быть. Только остановился возле мостика, как ко мне подскочил водитель Прошляков, бесцеремонно схватил за плечи и громко закричал:
— Товарищ генерал, ни с места!
И тут я заметил, что нахожусь среди мин контактного действия, усики которых обозначались на белом фоне снега. Пока добирались по своим следам обратно до «виллиса», на мне рубашка стала мокрой. Оглянувшись еще раз на следы, резко отпечатанные в снегу, я удивился: каким чудом прошел к ручью через заминированный участок и не задел ни одного усика! И тут же с благодарностью подумал: в который уже раз спасает меня от таких неприятностей Виктор Прошляков. Многим я был обязан этому своему боевому товарищу!
Мне не однажды приходилось бывать в сложных фронтовых переплетах, но мартовский день 1943 года остался для меня особо памятным, хотя закончился он благополучно.
К сожалению, далеко не всем при встречах с вражескими минами выпадало отделываться таким вот, как говорится, легким испугом. Бывало, что продвижение по фронтовым дорогам сопровождалось жертвами.
Но советские воины, преодолевая все трудности, шли вперед. И в этой сложной боевой обстановке с особой отчетливостью проявлялись мобилизующая роль коммунистов, не прерываемой ни на минуту партийно-политической работы. Коммунисты всегда находились на решающих участках боя — в штурмующих группах, в цепи атакующих, среди тех, кто блокировал вражеские доты. Они вели за собой бойцов не только личной отвагой, но и пламенным словом, страстным призывом. Приведу всего лишь два примера из многих.
Преследуя противника, воины одного подразделения с боем захватили деревню, но, оправившись, гитлеровцы пошли в контратаку и заняли несколько домов, где находились наши раненые, которых надо было спасти во что бы то ни стало. В эту критическую минуту перед цепью роты во весь рост встал коммунист Трусов, доброволец.
— Товарищи бойцы! — обратился он. — Я уже старик, двое моих сыновей погибли в боях с фашистами, но, пока у меня есть силы, буду драться за наше правое дело. Вперед, за мной!
Увлеченные призывом коммуниста, бойцы ринулись на гитлеровцев, выбили их из населенного пункта и спасли своих раненых товарищей.
Редактор боевого листка политбоец Ковынев во время наступления роты заметил, как автоматчик Глазырин бросился навстречу просочившейся с фланга группе фашистов, в упор расстрелял их командира и нескольких солдат. Ковынев на ходу вытащил из кармана бланк боевого листка и быстро, прямо, как говорится, с натуры, в нескольких фразах описал подвиг своего товарища, закончив их словами: «Бейте фашистских гадов, как автоматчик Глазырин!» Но передать по цепи боевой листок Ковынев, сраженный пулей, не успел. К нему подполз коммунист Попов и дописал: «Товарищи, выполняйте свой долг, как красноармеец Ковынев!» Боевой листок с этим двойным призывом быстро пошел из рук в руки наступающих. После боя его сохранили и передали в полк как драгоценную реликвию.
Много было таких реликвий, ныне бережно сохраняемых в музеях, в комнатах боевой славы частей и соединений!
К концу марта войска 39-й армии продвинулись в юго-западном направлении на глубину до 120–140 километров, освободив сотни населенных пунктов Калининской и Смоленской областей, среди них Оленине, Белый, Батурине, Пречистое.
На всей этой обширной территории гитлеровцы оставили следы чудовищных злодеяний. Дикие издевательства, расстрелы за малейшее неповиновение, грабеж имущества — все испытали здесь от захватчиков русские люди. А теперь, перед отступлением, специальные команды гитлеровцев начисто сжигали дома, гнали на запад трудоспособное население, увозили остатки продовольствия. Во многих деревнях фашисты сгоняли стариков и детей в один-два дома, которые потом взрывали или поджигали. Даже в погреба закладывали мины и авиабомбы, нередко с химическими и иными хитроумными взрывателями, чтобы саперы потом их не могли обнаружить и обезвредить.