Мне вспомнились бои с белофиннами в суровую зиму 1940 года. И я начал рассказывать Фадееву о своих переживаниях, когда, будучи комиссаром полка, водил красноармейцев в атаку, чтобы овладеть господствующей высотой.
Фадеев опять не хотел довольствоваться общими словами, а требовал от меня подробностей. Пришлось остановиться на короткое время на заснеженном поле у обочины дороги. Я даже изобразил на снегу схему той атаки и вот что рассказал тогда Александру Александровичу.
Рубеж нашей атаки находился на удалении 300 метров от первой траншеи противника. Заранее, еще во время артиллерийской подготовки, я продумал, как преодолею это расстояние: где буду двигаться быстрым шагом, где бегом, а где сделаю передышку. В атаку я шел с винтовкой и примкнутым штыком. Прикинул, как в случае контратаки противника буду действовать штыком, что сделаю, если получу ранение.
Но мне надо было думать тогда не только о себе. Главное, что меня заботило, — мой комиссарский долг: как его было лучше выполнить? Конечно, я был уверен, что бойцы не подведут. Ну, а если… если в атаке получится заминка, что я предприму? С какими словами обращусь к воинам, чтобы их поднять, вдохновить? К слову сказать, заминки тогда не было. Атака и бои за высоту, хотя и носили напряженный характер, прошли организованно, как мы с командиром и намечали. Каждый боец тоже тогда продумал свой маневр, потому и удача была.
— А думал ли перед боем комиссар о своих близких — жене, детях? — продолжал спрашивать Фадеев.
— Конечно, на какое-то мгновение вспомнилось о жене и дочке, о матери и других близких, но, идя в бой, я мысленно с ними простился.
Александр Александрович хотел что-то еще спросить, но, посмотрев на часы, с сожалением махнул рукой:
— Нам надо спешить, времени у нас больше нет…
Действительно, нас уже давно ожидали на НП дивизии, а Полевой, как мне потом сказали, заметно нервничал, ожидая возвращения Фадеева из района боев.
— Александр Александрович, вы не считаетесь с нашими планами… Нам надо немедленно выехать, — этими словами встретил нас Борис Николаевич.
Выпив по стакану чая, отказавшись от завтрака, Фадеев и Полевой стали собираться в дорогу. Генерал Комиссаров успел лишь накоротке познакомить их с изменениями боевой обстановки в полосе дивизии. Полевой щелкнул своей «лейкой», запечатлев пребывание у нас А. А. Фадеева. Этот снимок мне, к сожалению, получить тогда не удалось, но он был опубликован позднее в калининской областной газете «Пролетарская правда».
На всю жизнь запомнилась мне эта встреча с писателями, совпавшая с нашими первыми наступательными боями, с нашими первыми успехами. Особенно памятно мне душевное отношение Фадеева к воинам, его безграничная вера в них и в наше превосходство над врагом. Какую-то часть этой веры он передал тем бойцам, с которыми встречался под Ржевом.
Продолжая наступление, дивизии 29-й и 39-й армий двигались в общем направлении на Сычевку, заходя в тыл ржевско-вяземской группировки врага. Дело шло к тому, что ржевский выступ в обороне противника мог быть срезан. Немецко-фашистское командование относилось к такому повороту событий весьма чувствительно, все еще не расставаясь с авантюристическим планом использовать этот выступ как самый ближний плацдарм для наступления на Москву. Оно принимало отчаянные меры, чтобы задержать вырывавшиеся вперед советские войска. Сюда спешно подтягивались резервы. И гитлеровцам удалось сначала задержать наступление войск Западного фронта на подступах к Ржеву и Сычевке, а затем контрударом вдоль правого берега Волги отрезать 29-ю армию от войск Калининского фронта и поставить в сложное положение 39-ю армию.
В течение месяца, с 21 января по 22 февраля 1942 года, 183-я стрелковая дивизия вместе с другими соединениями 29-й армии вела тяжелые бои в окружении западнее Ржева — в районе Мончалово, Перхурово, Ерзово. По соседству с нами сражались в такой же сложной обстановке войска 39-й армии. Кстати, в этой армии сначала в должности начальника политотдела 252-й стрелковой дивизии, а с апреля 1942 года комиссара 381-й стрелковой дивизии воевал Семен Петрович Васягин, ныне генерал армии. При встречах мы вспоминаем бои западнее Ржева и южнее Оленино. Тяжесть этих боев в окружении усугублялась острым недостатком продовольствия, боеприпасов. Политработникам, в частности комиссарам дивизий, довелось не только показывать личный пример в бою, быть на самых опасных участках, но и распределять между частями и подразделениями скудные запасы сухарей, конского мяса, патронов, противотанковых мин, зажигательных бутылок. В строю сражались все без исключения, в том числе раненые, способные держать в руках оружие.