Выбрать главу

Во время боев под Витебском в частях армии и в редакции газеты «Сын Родины» работала писательница Лидия Сейфуллина, автор «Виринеи» и других замечательных произведений, одна из зачинателей советской литературы, командированная на фронт Союзом писателей. Ей, как и всем бойцам в зимние холода, выдали валенки, полушубок, шапку-ушанку, командирский ремень.

— Когда мне можно поехать на передовую? — был ее первый вопрос во время нашей встречи в штабе армии.

Учитывая уже немолодой возраст писательницы, мы не спешили удовлетворить ее желание побывать в блиндажах и траншеях.

Однако после настойчивых просьб Лидии Николаевны пришлось, что называется, отступить. Сопровождать ее в поездке было поручено работнику редакции армейской газеты, опытному и смелому офицеру Г. Серебрякову.

В пути на передовую редакционная автомашина была обстреляна вражеским самолетом. Сейфуллина оказалась храбрым человеком, сидела в кабине спокойно, а после налета вместе с провожатым пешком добиралась до батареи, стоявшей на опушке леса.

Встретивший писательницу командир батареи доложил о боевой готовности расчетов. Сейфуллина при докладе тоже подтянулась, смущенно улыбнулась.

Вскоре ударил залп 76-миллиметровых пушек.

— Цель накрыта! — сообщил командир.

Затем Сейфуллина беседовала с артиллеристами, записывала их рассказы о боевых действиях, расспрашивала о письмах от родных.

— Спасибо за все, боевые друзья! — сказала она, прощаясь с гвардейцами.

Находясь в редакции, Сейфуллина помогала ее работникам, с любовью готовила в номер солдатские письма. Особенно плодотворно она потрудилась в подготовке материалов к Международному женскому дню.

После отъезда в Москву Лидия Николаевна не прерывала связи с редакцией: присылала письма, поздравляла воинов армии со взятием Кенигсберга, а потом и с Великой Победой.

Ветераны встречались после войны с писательницей, рассказывали о боевых действиях армии против японских империалистов — о походе через Большой Хинган. стремительном продвижении по Маньчжурии, о городе русской славы — Порт-Артуре.

— Горжусь! Горжусь! — говорила она. — Я все помню… Залп по фашистам — помню…

Лидии Николаевне подарили фотографию, запечатлевшую ее пребывание в редакции нашей газеты под Витебском.

— И вы ее везли из Восточной Пруссии по всей России к Желтому морю и обратно? — спрашивала она.

— Да… Так получилось.

— А я всегда помню, что являюсь солдатом 39-й армии.

Мы, ветераны армии, и по сей день с гордостью вспоминаем это душевное признание замечательной писательницы.

* * *

В памяти у меня закрепился один солнечный день мая сорок четвертого года. Он напоминает мне, что ни суровая обстановка, ни постоянная опасность не могли заглушить на фронте душевные переживания воинов, обеднить их чувства.

КП армии располагался в овраге под Лучиновкой. Когда была возможность, мы с командармом выделяли, обычно в обеденное время, несколько минут, чтобы прогуляться по лесной тропинке, обмениваясь разной информацией.

В тот раз мы заметили на пригорке группу штабных офицеров и подошли к ним. Один из офицеров держал в руке газету, видимо, что-то читал вслух и комментировал.

— О чем беседа? — спросил его Берзарин, когда мы поздоровались.

— Ведем разные разговоры, товарищ командующий, — неопределенно ответил офицер.

Но сразу же выяснилось, что предметом оживленной беседы в группе было лирическое стихотворение нашего армейского поэта лейтенанта Александра Кирсанова «Товарищу», опубликованное в армейской газете еще в апреле. По раскрасневшимся лицам было нетрудно заметить, что оно вызывало у офицеров эмоции, далекие от фронтовой обстановки. Потому-то номер газеты двухнедельной давности продолжал ходить по рукам.

Один капитан по нашей просьбе стал рассказывать свои впечатления о наступившей третьей военной весне.

— Весна настраивает на лирический лад, — говорил он. — Мы все восхищаемся ее приходом. Все в природе стремится к жизни. Вот посмотрите на ожившую полянку, которая еще не так давно была покрыта снегом…

Полюбоваться открывающимся с пригорка видом действительно было приятно. Это я заметил и по выражению лица командарма. Как ни был Николай Эрастович в эти дни серьезен и озабочен, но и его глаза потеплели, отравив душевное сочувствие настроению офицеров.

Война сделала этих людей суровыми, они привыкли смотреть на леса и горы, на овраги и реки прежде всего как на препятствия в наступлении, как на места сосредоточения и маскировки войск. Но, оказывается, и она была бессильна вытравить у них вечное чувство красоты природы.