– Да я его никогда в жизни не видела!
Она покачала головой.
– Я, верю, верю, но что-то все же у тебя в прошлом есть…
– Есть у каждого.
Она прищурилась.
– Не сердись, милая, я не собираюсь совать нос в твои дела, но ведь ты никогда о себе ничего не рассказываешь. Только это я и имею в виду. Да и вообще я просто пошутила.
– Ладно, шути, – фыркнула я.
Она обняла меня за плечи.
– Ну что ты, не сердись. Ты работаешь у Ротлэндов уже больше полугода, а я совсем тебя не знаю. Мне кажется, я вообще тебя не понимаю. Ты мне нравишься, но я даже не представляю, о чем ты сейчас думаешь. Ты всегда словно за стеклянной стеной. Теперь можешь сердиться, если хочешь!
Я рассмеялась.
– Берегись! Вдруг кто бросит камень в эту стеклянную стену.
Седьмого сентября Марк Ротлэнд зашел ко мне в бухгалтерию, когда Сюзан Клейбоун не было на месте; волосы его торчали во все стороны. Он неожиданно спросил:
– Не знаю, чем вы собираетесь заниматься в субботу, но я еду в Ньюмаркет на скачки. Составите компанию?
Мне пришлось срочно принимать решение. Хорошие девочки не задают вопросов.
– Большое спасибо, мистер Ротлэнд. С удовольствием.
– Прекрасно, – он весь вспыхнул. – Я заеду за вами в двенадцать тридцать. Наряд подойдет любой.
– Большое спасибо, – повторила я.
Вот и все. Больше не было сказано ни слова.
Два месяца с тех пор, как я побывала у него дома, мы не раз видели друг друга, но говорили только о самых обычных вещах. Конечно, за его любезным отношением я ощущала интерес; не раз, когда мы оставались в кабинете одни, он бывал не только деловым; особенно, когда рядом не было Терри – он уехал в августе на три недели.
Но тут Марк Ротлэнд впервые проявил инициативу. Жестокая шутка судьбы! Я знала, мой тип лица и фигуры теперь в моде, но можно было работать хоть в десяти фирмах с молодыми директорами, и они меня едва ли вообще заметили. Но не везет – так не везет!
Лучше бы мне отказаться. Марк с Терри ревновали друг друга по любому поводу; я могла стать новой причиной их вражды: ведь если Терри узнает, что я ездила с Марком после того, как отклонила все его предложения, то воспримет это как смертельное оскорбление.
Тогда мне казалось, что беспокоиться не стоит: через три недели все кончится и я буду далеко отсюда. К тому же я не видела скачек уже месяца три, поскольку в фирме Ротлэндов по субботам работали. Короче, такое предложение я никак не смогла отклонить.
Утро в субботу выдалось пасмурное, но к десяти проглянуло солнце и дорожки успели просохнуть. Чтобы переодеться после работы, я прихватила с собой выходной костюм и после окончания работы несколько минут слонялась по кабинету, дожидаясь, чтобы большинство коллег ушло. Особенно мне хотелось, чтобы убралась Донна, и только убедившись, что та отправилась домой, я пошла на автостоянку, где уже ждал Марк. И, разумеется, там оказался мистер Уорд, который при виде меня саркастически ухмыльнулся.
Марка, похоже, это мало заботило; он сунул мне в руки пакет с бутербродами.
– Боюсь, придется вам довольствоваться этим. Если не останавливаться по дороге, как раз успеем к первому заезду.
На первый заезд мы попали, к тому на лучшие места. Я никогда там прежде не сидела. В Ньюмаркете я вообще бывала только дважды: один раз – на стоячих местах, другой – вообще с противоположной стороны поля.
Оказалось, я лучше разбираюсь в лошадях, чем Марк Ротлэнд. Перед трехчасовым заездом я показала ему Телепатию, молодую серую кобылку. Я видела её всего в год от роду. И знала, что она дважды за последний месяц приходила второй на длинных дистанциях, причем каждый раз её обходили перед самым финишем. Дорожка не была сырой и вязкой, значит на этой дистанции Телепатия была явной фавориткой.
– Хорошо, я поставлю на неё пятерку, – снисходительно согласился Марк. – Поставить что-нибудь за вас?
– За меня? Нет, спасибо. Я не играю.
– Почему? Никогда?
– Денег жалко, – напрямую заявила я.
Он уставился на меня, и мы расхохотались.
– У меня просто нет лишних денег, которыми не жалко рискнуть, – добавила я.
– Ну что же, заставлять не буду.
Когда Марк сделал ставку и вернулся, лошади уже стояли на старте. Никогда ещё я не глядела в бинокль с таким нетерпением. Телепатия обошла остальных на голову. Довольный Марк отправился за выигрышем. Вернулся он с шестью фунтами для меня.
– Я поставил за тебя фунт на счастье. Как-никак твоя Телепатия фаворит.
– Но я не могу принять эти деньги, Марк. Ты ставил свои. И если бы проиграли…
Я впервые назвала его по имени и на «ты». Он настаивал, и мне пришлось взять выигрыш.
В следующем заезде у меня не было идей, Марк сам выбрал лошадь и проиграл.
– Не понимаю, – обратился он ко мне, – сам я не Бог весть какой игрок, но если не выиграю на скачках хотя бы несколько фунтов, сразу портится настроение. Если ты не играешь, что тебе нравится в скачках?
– Я люблю лошадей.
– Просто лошадей?
– Да. Люблю на них смотреть. По-моему, на свете нет ничего красивее.
Марк смял билеты тотализатора и бросил их в мусорную корзину.
– Ты ездишь верхом?
– Немного.
– И не так часто, как хотелось бы?
– Нет времени. И потом… это слишком дорого.
Мы стали просматривать список участников четырехчасового заезда. Так вышло, что фаворита звали Гластбери Торн.
– Кстати, – вспомнила я, – что это за фирма – «Гластбери Инвестмент Траст»?
– Что? – Марк внимательно взглянул на меня. – Почему ты спрашиваешь?
– Где-то видела недавно это название.
– Ты могла его видеть где угодно. Это крупная страховая компания, и богатая. Недавно они купили две издательские фирмы – «Коган» и «Бартлет и Лик».
Я вернулась к скачкам.
– Нет, на него я не поставлю. Как насчет Лемон Курт? На той неделе он стал победителем в Хемпдон-Парк.
Марк продолжал свое.
– Их следующей жертвой может стать и такое небольшое издательство, как «Ротлэнд». Конечно, они могут проглотить нас хоть завтра и даже не заметить, но, к счастью, так не получится, потому что восемьдесят процентов наших акций пока находятся в руках семьи.
Он поставил на Лемон Курт, но фотофиниш показал, что тот пришел вторым.
К тому времени мы стояли возле самых поручней, и совсем рядом с нами на стоячих местах оказалась кучка парней лет восемнадцати, изображавших панков – кожаные куртки, цепи, заклепки, которые бурно ссорились с двумя толстяками-букмекерами. Все стихло, когда появились полицейские, но вскоре опять поднялся шум и полетела брань.
– Крысята поганые, – буркнул Марк.
– Чего ещё ждать от детей асфальта?
Он удивленно покосился, не зная, как понять мои слова.
– Тебе нравятся панки?
– Нет, но это не настоящие панки, а просто парни, которые следуют моде.
Марк пригладил рукой волосы и уткнулся в программу скачек.
– Это просто мода, и все, – продолжала я. – Ты следуешь своей моде и надеваешь пиджак с галстуком, а я обрезаю юбку выше колен.
– Но мы не сбиваемся в стаи и не шатаемся по улицам, задевая прохожих и нарываясь на неприятности!
– Да, но почему? Потому что ты рос в приличной семье, в хорошем доме. А видел бы ты, в каких условиях живут они!
– А ты видела?
– Видела, – отрезала я и замолчала. Слишком далеко я зашла.
Марк опять повернулся к парням.
– «Неладно что-то в Датском королевстве», – процитировал он «Гамлета», – согласен. Но не все же становятся панками… Мозгов у них нет вообще, а что за вид… Поодиночке они ни на что не отважатся, поэтому собираются в банды. Их вина или нет, мне они все равно не нравятся.
– Я тоже хулиганов не люблю, – заметила я.
– И все-таки их защищаешь.
– Эти ребята – не хулиганы. Они довольно неприятные и, может быть, тупые существа. Но ничего ужасного в них нет. Большинство из них просто… не находят себе места. Тебе трудно понять. Почти все они работают, и даже неплохо зарабатывают, но заняты однообразным и безрадостным трудом и не видят никаких перспектив до конца жизни. Их мозгов хватает, чтобы понять это. Попробуй сам так жить, посмотрим, как ты станешь беситься. Может быть, лучше всего им служить в армии или во флоте. Но сами они вряд ли это понимают.