Выбрать главу

Теперь все было не так, как в машине. Там мы сидели в полутьме, боком друг к другу. Здесь, за столом, мы смотрели друг другу в лицо, как во время ужина в Кембридже. Марк мог не только слышать, но и видеть меня, поэтому мне приходилось все время следить, как я говорю и как выгляжу. Еще в холле мне удалось бросить взгляд в зеркало, припудриться, чтобы скрыть следы слез, и провести расческой по волосам. Но слишком аккуратной и собранной выглядеть не стоило.

Я удивилась, как раскраснелись мои щеки. Но лицу это только пошло на пользу.

Марк был бледен, как мел, и выглядел очень усталым. Черные глаза пристально и неотступно вглядывались в меня, словно хотели проникнуть в самую душу.

– Сколько денег в кейсе? – спросил он.

– Шестьсот фунтов.

– А остальные?

– В банке в Суиндоне и на почтовом счете в Шеффилде. А часть – с багажом в камере хранения в Ноттингеме.

– Зачем ты так их разбросала?

– Нельзя было оставлять так много в одном месте.

– Ты обо всем подумала заранее, верно?

Я мяла в руках кусочек хлеба.

– Видно, не обо всем, раз ты меня нашел.

– Да, нашел.

– Как?

Видно, я зря спросила: лицо его сразу напряглось.

– Лучше я пока об этом помолчу. Просто для надежности, что ты не сбежишь снова.

– Марк, ну не могу я пойти завтра на работу, будто ничего не случилось! Правда, не могу. У кого-то все равно должны были возникнуть подозрения.

– Какие могут быть подозрения, если деньги на месте?

– А где был Терри? Ты ему ничего не сказал?

– Я никому не сказал. К тому же он все утро был занят с клиентами.

– Но как же я возьму остальные деньги? Из Суиндона и Шеффилда, я имею в виду. На это завтра уйдет весь день!

– Сначала выйди на работу. За деньгами съездим потом вместе. Пока, чтобы возместить недостачу, я могу положить шесть сотен на счет фирмы из собственных средств. В бумагах все будет в порядке, если Уорду или кому-то из Холбруков захочется взглянуть. Хотя вряд ли.

Голос Марка утратил прежнюю резкость. Вначале он говорил со мной очень зло и сердито, но теперь успокоился. В известном смысле, мы, наверное, оба чего-то добивались. И если у меня больше не будет промахов, может быть, все обойдется. Угроза исчезла, теперь шли переговоры. Но о чем? Даже влюбленный не не может быть образцом христианского всепрощения. Чего он хочет?

Понятно одно: ему нужна я. Мурашки пробежали у меня по спине.

Сейчас Марк Ротлэнд наблюдал за мной, и следовало быть осторожной.

– Странное ты создание. Самое странное из всех, кого мне доводилось встречать.

Я опустила глаза.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Если судить по твоему рассказу, ты мало общалась с другими людьми. Занималась верховой ездой – понимаю. Но остальное время? Ведь ты жила так больше двух лет. И у тебя не было друзей?

– У меня не было приятелей. Я мало кого знала. Но не чувствовала себя одинокой. Мне всегда было чем заняться.

– Но так же жить нельзя. Ты слишком замкнута.

– Меня это устраивает.

– Или одиночество помогает тебе сочинять столь захватывающие истории? Помню, как ты рассказывала мне о своем муже. Как потрясла тебя катастрофа, в которую он попал на мотоцикле, и как ты не могла оставаться больше в Кардиффе. Очень трогательно!

– Не напоминай, пожалуйста. Мне очень стыдно.

– Неужели? Надо же! А насчет родителей в Сиднее, как тяжело они переносят жару в летние месяцы? Или как твой отец смотрит матчи на кубок Дэвиса? Ведь это все нужно было придумать!

– Прости, мне очень жаль.

– Интересно, сколько из твоих сегодняшних рассказов – такие же придумки?

Я подняла голову.

– Теперь я не лгу! Это совершенно разные вещи! Я была дурой, но мне и в голову не приходило, что придется с кем-то близко сойтись на работе. Я говорила тебе уже, что люблю уединение! Когда оказывается, что нужно знакомиться с людьми, я вынуждена что-то добавлять к тому, что рассказывала о себе прежде. Это как снежный ком, который все растет…

– Обычный результат, Марни. Но объясни, зачем отправлять родителей в Австралию, если их уже нет в живых? Какой тут прок?

Впервые он назвал меня моим настоящим именем.

– Дело не в пользе. Просто я хотела придумать жизнь, ничем не похожую на мою собственную.

– Бывают патологические лжецы. Ты из таких?

– Не знаю. Но ты можешь проверить все, что я тебе сегодня рассказала, и убедиться сам.

Марк как-то странно смотрел на меня, взглядом отчасти врача психиатра, отчасти влюбленного.

– Я не могу проверить все. Не могу проверить самое важное из того, что ты мне сегодня сказала.

– Что именно?

– Ты сказала, что хотела сбежать от меня, боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать.

– Но это правда!

– Хотел бы верить.

– Марк, это правда! Неужели ты думаешь, что я вообще не способна ни на какие чувства!

– Уверен, что способна, но не знаю, на какие.

Какая мука была смотреть все время на него, и знать при этом, что попадаешь в новую ловушку. Но выхода не было.

– Поражаюсь, как при твоей сообразительности, не пришло в голову действовать иначе, – заметил Марк.

– Как именно?

– Просто не знаю, радоваться или обижаться, что ты этим не воспользовалась.

– Не понимаю, о чем ты…

Слава Богу, он вдруг резко отодвинулся от стола. Галстук его сбился, он тяжело дышал.

– В следующий раз, если подвернется зеркало, посмотри на себя. Неужели ты никогда не замечала, как смотрят на тебя мужчины?

– Да, но я…

– Неужели тебе никогда не приходило в голову, что я два года как потерял жену и в некотором смысле вполне подходящая кандидатура для близких отношений?

– На работе только об этом и говорили.

– Вот как? Ладно, пока не станем разбирать, почему ты не сочла меня достойным кандидатом, но неужели не сообразила, что, подцепив меня, можно было взять гораздо больше, чем тысяча двести фунтов?

– Все зависит от того, что ты называешь словом «подцепить».

– Выйти за меня замуж.

Часы в зале пробили полночь. Били они долго, и хотя совсем не походили на часы в маминой кухне, тоже отбивали удары по голым нервам.

– Это невозможно! – меня залила волна панического страха.

– Почему нет?

– Мы совершенно разные люди.

– У тебя довольно старомодные представления о сословиях.

– Может быть. Может, я просто дура. Но мне кажется менее стыдным добывать деньги, как это сделала я, чем продавать ради них себя.

– Я тебе не нравлюсь?

– Дело не в том!

– А в чем же? Ты сказала, что хотела сбежать от меня, поскольку боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать. Значит, ты была ко мне не совсем равнодушна. Тогда почему же замужество кажется тебе продажей себя ради денег?

Меня загнали в угол!

Ситуация для меня совершенно невероятная, ведь я никогда не терялась, если нужно было найти объяснение, или предлог, или выход из положения. Второй раз за вечер Марк оказывался явно умнее меня, и мне это не нравилось.

Чтобы выиграть время, я прикрыла лицо руками. Нужно подумать как следует, чтобы найти выход. Через минуту Марк подошел и положил руку мне на плечо; впервые за весь вечер он коснулся меня.

– Ответь, Марни.

– Как я могу ответить, если сама не знаю? – с отчаянием воскликнула я. – Я думала, это невозможно. И теперь уже поздно об этом.

– Но разве можно заранее знать, что возможно, а что невозможно?

Я чувствовала, что нужно взглянуть на него. Средство спасения было не лучшее, но делать нечего. Если я отвергну Марка, остается одно – полиция.