– Марни, возьми себя в руки, – сказал дядя Стивен;
– Какое ты имеешь право мне советовать…
– Марни, постарайся посмотреть на дело спокойно. Я понимаю, какой это ужасный удар – потерять мать, и внезапно узнать про неё такое. Но принимай вещи такими, как есть. Давай я расскажу о ней, может, у тебя на душе полегчает.
– Расскажи ты о ней десять лет назад, имел бы право говорить сегодня.
– Что? Рассказать тринадцатилетней девочке? Я не имел такого права; ты её дочь, а не моя. Но если б даже так, ты уверена, что поняла бы?
Я смотрела на вазу с цветами, стоящую на белой скатерти: нарциссы, ирисы, тюльпаны… Впервые я отметила у дяди Стивена северный картавый выговор, которого раньше не замечала.
– Эди была старше меня, но я всегда очень любил её. И думаю, что понимал. Теперь во всем повадились винить отца с матерью; но если ты какие-то свои неудачи относишь на её счет, то почему часть её грехов не переложить на нашего с ней отца? Твой дед был местным проповедником, ты знаешь?
– Мама говорила.
– Вообще-то он был строителем, но в тридцатые годы остался без работы. Это его сломало. Он ещё больше ударился в религию, но в какую-то ненормальную. Когда умерла твоя бабушка, наша мама, отец все больше уходил в себя, и заботы о семье взяла на себя Эди. Марни, ты когда-нибудь думала о своей матери как о женщине? А она была, чрезвычайно чувственной женщиной.
– Не сомневаюсь
– Нет, ты пойми правильно. Она всегда привлекала мужчин, у неё не было недостатка в поклонниках, но воспитывали её в такой строгости, что она никогда никому ничего не позволяла. Я рос рядом и знаю. Эди оставалась с отцом до самой его смерти. А ей тогда было уже тридцать три. Ты понимаешь, что это такое? Бог знает, как она страдала. У неё на руках был отец, а он временами становился непереносим, к тому же властен необычайно, прямо как ветхозаветный пророк. В последние годы она стала немного на него похожа, но разумеется, не в такой степени. Я-то обычно уходил, и все. А как только представился случай, вообще ушел в море.
Он предложил мне чаю, но я покачала головой.
– Через два месяца после смерти отца, – продолжал дядя Стивен, – она вышла замуж. Думаю, они с твоим отцом были счастливы. Она впервые зажила нормальной жизнью и открыла, чего ей не хватало. Мне кажется, Фрэнк разбудил в своей жене такое, чего и сам не ожидал. Но пока он был дома, это не имело значения… А вот когда Франк уехал в Австралию на заработки, она осталась одна, и ей стало гораздо хуже, чем прежде, до замужества. Она проснулась слишком поздно, и заснуть – даже на время – не смогла. И Эди стала встречаться с мужчинами.
– Со множеством мужчин, верно?
– Я её не оправдываю, просто пытаюсь понять и объяснить, почему так случилось. С другой женщиной, иначе воспитанной, иначе устроенной, такого никогда бы не произошло.
– Ты меня убеждаешь, что она стала убийцей собственного сына из-за воспитания?
Он замолчал и завозился с трубкой. Потом заговорил снова.
– Марни, твоя мама была очень сексуальной и страстной женщиной, и ничего другого я не утверждаю. В последние годы она жила в ужасном самообмане. То, как она проглотила твою сказку про богатого мистера Пембертоне, который осыпал тебя деньгами…
– А ты не верил?
Он вынул трубку изо рта и покачал головой.
– Не знаю, откуда у тебя такие деньги, и не собираюсь спрашивать, но в Пембертона я не верю. И она бы никогда не поверила, желай знать правду. Но она не желала ничего знать, предпочитая верить в то, что ей нравилось. Так вот, в те годы в Сангерфорде ей удалось прожить в мире своих фантазий. Я знаю, почему она спала с разными мужчинами, но не понимаю, как умудрилась не допустить эту мысль до своего сознания. Ты когда-нибудь задумывалась, что значит вести двойную жизнь?
Я вздрогнула.
– Возможно, она думала, что, отдавая всякому желающему свое тело, свою любовь, она им помогает. Как бы то ни было, днем она вела себя так, будто ночью ничего не происходило. Она по-прежнему оставалась уважаемой, тщательно одетой, благопристойной дочерью Абеля Тревила. Как и раньше, считала себя верной женой Франка Элмера. И твоей любящей матерью.
Дядя Стивен проницательно посмотрел на меня.
– Когда пришла пора рожать, её выдуманный мир разлетелся вдребезги. Что она думала, как тогда рассуждала, одному Богу известно. Но себя она сумела убедить, что никакого ребенка не было. Наверно, врач был нрав. В конце концов она не выдержала, психика сорвалась, и она совершила тот ужасный поступок.
Подошел официант, дядя Стивен заплатил по счету, но мы не уходили.
– Будь я судьей, и мне бы говорили, что у женщины было временное помутнение рассудка, я бы спросила: почему же она не готовилась к рождению ребенка? Или она помешалась ещё за девять месяцев до того?
Мы возвращались по Катберт-авеню. По городу гулял холодный ветер.
– Ты знаешь, что я вышла замуж?
– Замуж? Нет. Рад слышать. И кто он?
– Рад? – повторила я и засмеялась.
– Разве нечему радоваться? Ты несчастлива? Где ты живешь?
– У этого брака не было шансов на успех. Он был странным с самого начала. Я была странной. Я не люблю мужчин. Не выношу их прикосновений. Они вызывают у меня отвращение и оставляют холодной. Меня фактически вынудили выйти замуж. Я не хотела. Муж старается любить меня, но это безнадежно. Он хочет сделать как лучше, но представления не имеет, что со мной не так. Я ходила к психотерапевту. Тот принялся допытываться, но за три месяца не смог раскопать и четверти того, что я узнала за одну ночь, найдя ту вырезку. Теперь я все вспомнила. Но что проку?
– Любой психиатр тебе скажет, Марни, что теперь все пойдет на лад. Вспомнить – значит наполовину вылечиться.
– Смотря что вспомнишь. Я странная, не такая, как все, понимаешь? С десятилетнего возраста. Я странная и такой останусь. За последние три месяца я много узнала о психоанализе. Врач мне сказал…
– Милая Марни, могу представить, какой шок ты пережила той ночью, одного этого достаточно, чтобы все понять…
– Это было бы слишком просто. Возможно, я пережила шок в детстве. Может быть, ещё один сейчас. Но это не все. Ты слышал о наследственности? О том, что дети рождаются похожими на своих родителей. Ты говорил, что мама становилась все больше похожей на своего отца. Ну, а я – в мать. Кем она была, спрашиваю я тебя? Одно из двух. Либо убийцей, либо сумасшедшей. И не нужны психотерапевты, чтобы понять, почему я не такая. Я наследница своей матери, вот и все. И последние недели меня в этом только убедили.
Дядя Стивен извлек трубку изо рта, остановился и постучал ею по каменному бордюру. Я терпеливо ждала, пока он отправит её в карман.
– Брак всегда соединяет двоих, Марни. Твой отец был таким же нормальным, как я. А разве во мне есть какие-то странности? Но ведь я ей брат. Ты не обязательно должна быть похожа на нее. Но даже если и похожа, разве ты должна поступать, как она? Ты все ещё её не понимаешь.
– А я и не хочу! И что тут понимать? Давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Нет. Я вынужден защитить твою мать. Понимаешь, милая моя, она была одновременно очень страстной и очень сдержанной, замкнутой женщиной, и к тому же ещё довольно наивной. Я знаю, ты думаешь, все это выдумки, но представь, как в её случае поступила бы женщина с опытом. Прежде всего она позаботилась бы, чтобы вообще не залететь. Но уж если такое случилось, постаралась бы заранее от ребенка избавиться. А она и не думала. Все это время она была во власти фантастического склада ума, который унаследовала от отца, и своего собственного безудержного воображения. Это и привело её к временному помутнению рассудка. Но с какой стати думать, что она передала тебе свой характер и ты поступишь подобным образом, если попадешь в подобные обстоятельства? Борись со своими недостатками, старайся их преодолеть, но не пытайся, ради бога, внушить себе, что они неискоренимы!