Нет! Праведный Моисей не стал наслаждаться благами в доме фараона, когда его братья по вере страдали от насилия и непосильных унижений.
Святой апостол Павел говорит, что Моисей отказался называться сыном дочери фараона, и лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение. Он поношение Христово почёл для себя большим богатством, нежели египетские сокровища, ибо он взирал на ВОЗДАЯНИЕ (Евр. 11, 24–26).
Какой нам стыд, какой позор перед ветхозаветными праведниками, которые не знали Христа-Мессию, а только чуть-чуть слышали о Нем! И все же были верны Ему в своей жизни. А вот мы — свидетели и очевидцы пришествия Христова, проповедники Его страданий и вольной нищеты — безстыдно торгуем своей совестью, меняем Христа и меньших Его братьев за кумир своего счастья и личной безопасности!
Святой Апостол языков возмущался духом своим, когда говорил об этих безчестных торгашах.
“Если отвергшийся закона Моисеева, — говорит он, — при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета… и Духа благодати оскорбляет?” (Евр. 10, 28–29).
И неудивительно видеть это среди людей мира, не знающих ни Евангелия, ни примеров жертвенности за ближних. Но когда делаем это мы, христиане, и тем более — учители христианской веры: князи церкви, чиновники в рясах и митрах, — это уже страшнее всякого бедствия и всякой губительной чумы…
Спаситель сказал: “У Меня отмщение, Я воздам” (Евр. 10, 30). Господь будет судить народ Свой.
… Один священник, ученый, мудрый, очень любил людей, но Бога он любил несказанно больше. Отслужив Божественную Литургию, он скорее лез на чердак, чтобы так “домаливаться” Господу Богу. Он сделал тайный вход на чердак храма прямо из алтаря. С умилением он совершает службу. За ним наблюдают, куда он скроется после службы. Заканчивается литургия. Сделан отпуст. И тут начинается суета, все человеческое: поздравления всякие, гости, похвала, разговоры и все, что не должно быть. Поэтому и прятался батюшка сразу после окончания литургии. Куда он девался? Никто решительно не знал (особенно в первое время). Начинались поиски, беготня, спрашивания; пономари с ног сбивались, разыскивая настоятеля. А он за занавеской потихоньку поднимался на чердак, поднимал за собой лесенку, закрывал лазейку и — концы в воду. Сначала люди негодовали, недоумевали, искали, а потом привыкли к этому. Они поняли, что отца настоятеля все равно не найти. А он свое дело все сделал — и прочь от людей. А там, на чердаке, он с Богом, молится, плачет. И так каждую службу. А через часок-другой, когда все успокоится, все уйдут по домам, он слазит с чердака, тихонько проходит домой и благодарит Бога, что Господь помог ему не растерять в суете благодать святого Причащения.
Когда однажды спросили этого батюшку, зачем он прячется от своих прихожан, он кротко ответил: “Я их очень люблю, я боюсь, чтобы они, находясь постоянно со мной, не потеряли Бога”.
“Но ведь вас многие и посторонние хотят видеть”, — говорили ему.
“Когда идет служба, — сказал он, — мы все друг друга видим в Боге, а когда служба окончилась, это не значит, что настало время для свиданок, разговоров и толкотни”.
Вот если бы наше духовенство относилось к своему великому служению так безкорыстно и самоотверженно, тогда не было бы в наших храмах ядовитой зависти ни среди священнослужителей, ни среди церковных работников. Тем более, не было бы предательства, подстрекательства и подслеживания друг за другом.
Одного старца увидели, как он, оставшись в заброшенном языческом капище, не спал и не молился, а бросал камни в лицо статуи, которая стояла у дверей. Братия спросила старца, что он делал в капище?
— Вы знаете сами, — ответил им старец.
— Зачем ты бросал камни в лицо статуи?
— Когда я бросал камни в лицо статуи, то говорила ли она мне что? Или сердилась ли на меня?
— Нет! — ответили ему.
— Вот нас семь братий, — сказал старец, — и мы живем дурно. Если хотите вы, чтобы мы жили дружно, то будем как эта статуя, которая, если и оскорблена, не смущается. Если же не хотите быть такими, то вот в храме нашем четыре двери. Пусть каждый идет куда хочет. Братья пали на землю и просили прощения (патерик).