“Господи! — взывал святитель, плача ночью пред Богом, — да не погибнет русская церковь, да не пожрет сатана дорогой мне и милый русский народ… Господи! Матерь Божия! Святители Московские! Сергий Преподобный и все Святые!..”
В железную дверь камеры раздался угрожающий стук… Вопль в камере затихал, но слезы… горькие и обильные слезы долго еще омочали холодный пол подвала…
Но вот, однажды, часов в пять вечера дверь в камеру быстро отворилась. В нее вошел какой-то архиерей. Дверь за ним захлопнули, щелкнул замок. Преосвященный Симон видел, как новичок осторожно осматривался. Затем он медленно двинулся вглубь камеры, плохо ориентируясь в темноте.
— Ради Бога скажите, есть ли кто здесь? — прозвучал его дрожащий голос.
— Есть, — спокойно ответил преосвященный Симон.
Вошедший подошел ближе.
— Вы заключенный? — спросил он с волнением в голосе.
— Да.
— Давно здесь?
— Пять лет.
— А, простите, кто вы будете?
— Я — Архиепископ Симон Кедров.
Наступило минутное молчание.
— Вы кто будете такой? — в свою очередь спросил Владыка Симон пришедшего.
— Я… Я… Я… Митрополит Варлаам.
— Вы митрополит Варлаам?! — воскликнул преосвященный Симон и бросился ему на шею.
Так встретились прежние друзья. И хотя Владыка Симон знал, кто виновник его заключения, однако он, следуя Евангельскому учению, предпочел все забыть и покрыть любовью.
— Вас оклеветали свои собратья? — спросил он митрополита.
— Разумеется, да! — ответил тот растяжно.
— Вы, видимо, разочаровались в обновленчестве?
— Да, разочаровался. Они все подлецы и бездушные карьеристы.
— Вы раскусили всю гниль обновленческих идей?
— Да, раскусил. Обновленчество — антиканонично, противоцерковно, бесовское сборище.
— И давно вы так стали думать?
— Недавно.
— А мне думается, — начал осторожно Владыка Симон, — что обновленчество имеет в себе какие-то благородные мотивы, обещающие дать русской Церкви много добрых начинаний.
Собеседник молчал. Он явно сбит с толку. Ловким маневром Владыка Симон перемешал все его карты. Дело в том, что с самого момента прихода митрополита преосвященный Симон заподозрил во всем этом хитрую ловушку. Он понял, что митрополита прислали лидеры обновленчества, чтобы выпытать у заключенного “материал” для официального его осуждения. Приняв сторону восхваления обновленчества, преосвященный Симон хотел этим еще раз проверить свои подозрения к митрополиту. Заметив его сбивчивость, он убедился окончательно, что Варлаам совсем не заключенный, а специально к нему подослан. Горько стало преосвященному Симону от этих лукавых дел своих же церковников. Он встал с железной койки, на которой они сидели рядом, и нервно заходил по камере. Варлаам тем временем собрался с мыслями и начал так:
— Хорошо бы, Владыка Симон, Вам написать “Осуждение” патриаршей линии. Ведь вы человек влиятельный, и на вас смотрит вся Русская церковь!
Преосвященный Симон остановился. Он весь дрожал, как в лихорадке. О, если бы он был простым человеком! Он сейчас бы бросился тигром на этого подлеца в рясе и не знамо, что бы ему сделал. Но он — православный епископ и делать этого ему нельзя. А между тем, тучная фигура митрополита сидела развязно перед ним и говорила:
— Напишите, преосвященный, и всему конец. Сегодня же будете на свободе…
Собрав все силы духа и воли, Владыка Симон подошел ближе к митрополиту. Снизу на него смотрели лукавые глаза лжесобрата.
— Так, вы не заключенный? — тихо спросил преосвященный.
— Кто же я?
— Вы, владыка, — предатель и Иуда!
— Я! Я! — закричал митрополит. — Я — Иуда, предатель?!
— Да, дорогой мой владыка, вы и поныне все такой же!
Митрополит кинулся на преосвященного, как разъяренный тигр, но в эту минуту открылась дверь камеры.
— Почтенным отцам можно делать все, но только не драться, — сказал насмешливо комендант тюрьмы. Он стоял на пороге камеры, и с ним двое вооруженных часовых.
Митрополит остепенился; сдерживая гнев, сказал преосвященному Симону: