(Ноцар хесед, раздел 4; Дерех эмуна у-маасе рав, с. 80; Кеѓаль хасидим ѓе-хадаш, 16)
Однажды Бешт пошел со своим сыном, рабби Цви, когда тот еще был отроком, поприветствовать городского раввина. Осмотрелся рабби Цви и заметил там множество серебряной утвари. Выходя, сказал Бешт сыну: «Ты, верно, завидуешь, потому что у отца твоего нет серебряной утвари. Но если бы у отца твоего были деньги на серебряную посуду, он бы на них обеспечивал пропитанием бедных, а оставшиеся раздавал бы на милостыню».
(Шивхей ѓа-Бешт, 97)
Его служение и изучение Торы
Углубленная молитва
В те дни был там один ученый человек и великий знаток Торы, имя его – рабби Зеэв, глава суда того места. Он изучал пути и обычаи Бешта, да будет благословенна его память, чтобы познать корень всякой вещи. И было в святой день субботний, в начале послеполуденной молитвы – минхи – должен был Бешт встать перед ковчегом, пока день еще не пошел на убыль, ибо, как известно, час этот – время исправления душ, одни уходят, другие приходят. А Бешт, да будет благословенна его память, обыкновенно оставался за чтением молитвы Шмоне эсре[44] около четырех часов. И великое зло брало рабби Зеэва из-за этого, ибо он не верил, что человек может, стоя на ногах, проникновенно молиться так долго, тогда как у него самого и у всего народа Израиля это занимает не больше чем пять минут или около того. И сказал себе: «Кто знает, чем этот занят сейчас». И встал, и подошел, и приподнял талит, открыв лицо Бешта. Когда же увидел лицо Бешта, да будет благословенна его память, лишился чувств и был близок к смерти, так что врачи лишь великими усилиями привели его в чувство, и душа отчасти возвратилась к нему, и болел он месяца три. И поведал всему народу, что было с ним, что он знал всегда Бешта, да будет благословенна его память, как человека с твердым взглядом и ясными глазами и румяным лицом, а тут увидел его словно мертвым, чья душа отлетела, с глазами, выпучившимися и истекающими влагой. Также и тело его все было как истукан без единого движения, потому-то и обуял его великий страх, и он упал замертво. С тех пор дал себе зарок слушаться Бешта и склонять пред ним голову, ибо весьма грозен человек Божий Бешт, благословенна память его. Да будут его заслуги защитой нам и всему Израилю, амен*.
(Кеѓаль хасидим, лист 4:72)
Во время молитвы
Говорил наш святой учитель рабби Гершон из Кут[45] учителю нашему, своему зятю Рибашу[46], когда еще не знал ступени [величия] его: «Пока ты молишься и слова молитвы облекают тебя, пока ты осознаешь и слышишь, еще не проник ты в глубинную суть молитвы, но остаешься на ступени, [о которой сказано]: “Души во мне не стало, когда он говорил”»[47]. И правду рек рабби Нахман, что, когда еще отроком заглядывал под талит учителя нашего, пока тот молился, и видел его лицо – оно менялось каждый миг, мгновение горело, как светоч огненный, еще мгновение – и становилось, как снег, каждый миг менялся его цвет.
(Дерех эмуна у-маасе рав, с. 100)
Суть Бешта
Слышал я от сына рабби Яакова из Меджибожа, прозванного реб Якелом, что однажды его отец повел его в бейт мидраш, а Бешт с братией своей стоял там и молился перед ковчегом. И сказал реб Якел сыну своему так: «Смотри хорошенько, сын мой, ибо подобного не увидишь вплоть до прихода Машиаха, оправдания нашего, ибо они – рабби Шимон бен Йохай и сотоварищи его».
(Шивхей ѓа-Бешт)
Его цицит
Писал рабби Яаков Маргалиот в своей книге Квуцат Яаков.
Господин мой, отец моего деда, рассказывал мне, что цицит Бешта обладали жизненной силой и настоящей душой и могли двигаться сами по себе, не понукаемые движением тела, ибо святостью исполнения заповеди душа и жизненная сила передавались им. Это то, о чем говорили наши учителя, благословенной памяти: «Поднялись четыре кисти его цицит и хлестнули его по лицу»[48]. На это намекает и Писание (Дварим, 29:8): «…дабы был вам промысел во всем, что ни будете делать», то есть разум и жизнь, как сказано (Когелет, 7:12): «…мудрость живит владельца ее». (Дерех эмуна у-маасе рав, с. 86)
44
45
Авраѓам-Гершон Кутовер (ум. в 1761 г.) – видный раввин и каббалист; долгое время жил в галицийском местечке Куты, затем переехал в Броды, где присоединился к избранному сообществу ученых-талмудистов и мистиков – бродскому