С профессором Рамсисом Висса Вассафом мы знакомимся в мастерской интерьера, которой он руководит.
На вид ему не больше пятидесяти; несмотря на это, он выглядит очень старомодным. Жесткий воротничок, узкий гластук, черные усики, пенсне и темный, далеко не модный костюм придают ему вид банковского служащего. По внешнему виду я никогда бы не угадала в нем художника. Зато все, что он говорит, ведя нас по мастерской и показывая работы своих учеников, возбуждает интерес и симпатию, свидетельствует о современности его взглядов как на само изобразительное искусство, так и на методы обучения.
Рамсис Висса Вассаф — один из наиболее известных создателей интерьеров в Египте. Им выполнены интерьеры нескольких клубов над Нилом и двух десятков особняков, принадлежащих самым богатым жителям Каира и Александрии. Он, несомненно, весьма зажиточный человек.
Как только началась дискуссия об интерьере, страстные любительницы художественного ткачества Бася Фальковская и Ядзя Корсак перевели беседу на декоративные ткани. Оказалось, что именно эта область представляет собой ахиллесову пяту профессора. До сих пор сдержанный и хорошо владеющий собой, он сразу загорелся и предложил нам осмотреть работы учеников школы, основанной несколько лет назад им и его женой. Разумеется, приглашение было принято.
Особняк профессора не принадлежит к числу самых современных; вероятно, он был построен в тридцатых годах. Вокруг него разбит большой сад, полный экзотических растений.
Входим в прохладный сумрачный холл. Он освещен лишь двумя узкими, высоко расположенными окнами, которые выходят на северную сторону сада. Стены увешаны старым арабским оружием, на полу дорогой персидский ковер, в глубине белая мраморная ниша, украшенная мавританскими колонками. Посредине ниши, в углублении с широкими ступеньками, тихо журчит вода из фонтана. Вокруг него под сенью стройных колонн стоят длинные мраморные скамьи с мягкими подушками, покрытыми узорчатыми восточными тканями. Настоящий сюрприз для измученных жарой европейцев. К сожалению, нет времени насладиться этим чудесным уголком. Профессор знакомит нас со своей женой, милой скромной дамой неопределенного возраста, и они вдвоем ведут нас в соседнюю комнату.
Здесь — снова прекрасный ковер на полу, а вдоль стен удобные диваны, забросанные мягкими ковриками и пушистыми подушками. На стенах интереснейшие рисунки, стилизация египетских мотивов.
Супруга профессора угощает нас соком грейпфрута со льдом и охлажденной кока-колой. Профессор ненадолго исчезает и возвращается с темнокожим слугой-нубийцем. Оба они несут ворох тканей, похожих издали на килимы[19]. Профессор бросает ткани на пол и начинает вытаскивать отдельные куски. Его жена с помощью слуги разворачивает их и развешивает на стене.
Каждый жизнерадостный, красочный килим представляет собой оригинальную по форме и трактовке композицию на мотивы, взятые из экзотической фауны и флоры Египта. Вот в гуще нежных зеленых листьев машут крыльями золотистые и голубые птички, и тут же рядом со львом лежит горбатый верблюд. На другом килиме среди буйной растительности проходят все виды животных, как библейский хоровод, направляющийся к Ноеву ковчегу. На следующем — девушки в пестрых платьицах, которые топорщатся, как у куколок, несут, по египетскому обычаю, снопы на головах. Любой узор, строгий и даже примитивный по форме, полон жизни и экспрессии.
Не только я очарована прелестью этих килимов. Наши художники просто сходят с ума. Они вырывают друг у друга из рук отдельные экземпляры и яростно спорят между собой. Барбара и Ядвига внимательно осматривают стежки и изучают основу.
Польщенный нашим восхищением профессор объясняет, что все это выполнено учениками его школы: десяти- и двенадцатилетними детьми из суданских и нубийских деревень.
Через несколько часов еду с Хасаном в школу Рамсиса Висса Вассафа; по дороге Хасан сообщает несколько интересных подробностей о профессоре и его жене. Школа — их любимое детище. Они вложили в нее большие деньги и без колебаний продолжают ею руководить.
С главной улицы мы сворачиваем в переулок. На табличке надпись: улица Рамсиса Висса Вассафа.
— Значит, он еще при жизни удостоился улицы собственного имени? — спрашиваю я.
Хасан улыбается с еле заметной иронией.
— В современном Египте люди творческого труда Не должны ожидать столетия, пока увековечат их имена. Мы ценим памятники старины, но стоим обеими ногами в настоящем. Должен признаться, что я очень польщен вашим интересом к современному искусству Египта. Обычно иностранцы интересуются искусством седой старины, за 2700 лет до нашей эры, и уж в лучшем случае обращаются к птолемеевской эпохе, т. е. к периоду за три века до нашей эры. Пожалуйста, скажите мне откровенно, было бы вам приятно, если бы египтянин, приехавший в Польшу, абсолютно не интересовался восстановлением вашей столицы, а только непрестанно повторял: «Тот ваш король, который принял христианство, вот кто был по-настоящему мудрый правитель!».
Я высоко ценю тонкое остроумие Хасана.
Маленькая улица Рамсиса Висса Вассафа проходит между двумя рядами скромных домиков, построенных в современном стиле. Как сообщает Хасан, их сооружают представители творческой интеллигенции Каира. Сам он тоже купил в этом районе участок и собирается построить такой же домик.
Улица кончается. Вдалеке видна зеленая равнина, а на переднем плане — три низкие постройки, как бы слепленные из серых камней. Их белые купольные крыши резко контрастируют с шершавой фактурой стен.
— Это школа профессора Висса Вассафа, — объясняет Хасан. — Дома проектировал он сам по образцу хижин в Судане и Нубии; построил их за свой счет. Его ученики и ученицы, дети крестьян из разных областей Египта, должны чувствовать себя как дома.
У дверей одного из домиков стоят профессор и его жена; они приветствуют нас уже издали. За ними толпятся дети. Жена профессора деликатным движением подталкивает ко мне двух девочек лет двенадцати-тринадцати в длинных пестрых платьицах и черных платочках.
— Это наши ученицы. Лейла живет здесь недалеко, в Миннах, а Фатима приезжает из Танта, оттуда около шестидесяти километров. А вот Абдул. Ему восемь лет, и он приехал из-под самого Асуана. Он — автор килима с птичками, который вам так понравился.
Абдул путается в длинной до пят полосатой галабии. У него большие черные блестящие глаза, а волосы курчавые, как у негритенка. Он смело подает руку и быстро оглядывает меня из-под длинных ресниц.
Входим внутрь. Мягкий свет льется из громадных окон, занимающих почти всю северную стену. В нем чудесной гаммой цветов переливаются растянутые на двух десятках станков ткани.
У станков несколько мальчиков и две девочки. Вероятно, они только что оторвались от работы, так как некоторые держат в руках ткацкие челноки. На одном станке наполовину выткан сине-золотой павлин, на другом начат прелестный растительный орнамент.
В школе профессора Висса Вассафа учится десяток детей, которых он нашел в захолустных деревушках, отличающихся живучестью традиций народного искусства, в частности ткачества. Дети, конечно, ничего не платят ни за учебу, ни за питание; они получают и пряжу.
Несколько дней назад я осматривала в Египтском музее в Каире древние ткани. Сейчас меня поразило исключительное сходство — в комбинациях цветов и в трактовке форм — тканей, создаваемых учениками профессора, с теми, музейными. Неужели это копии каких-то древних образцов? Висса Вассаф рассеивает мои сомнения. Дети никогда не видели музейных тканей; он сознательно не водит их туда, чтобы они не подвергались посторонним влияниям. Цвета, рисунки и темы орнаментов они создают самостоятельно; только перед началом работы над новой вещью профессор или его жена обсуждают с детьми способ обработки, предоставляя при этом всю инициативу им самим. Своим вопросом я обратила внимание на атавистические черты народного искусства у этих потомков древних египтян.
Родители воспитанников часто приезжают в школу и прохаживаются, гордые, как павлины, осматривая работы своих детей.