Во всех домах давно уже проснулись обитатели. У колодцев появляются женщины в черном, с большими глиняными сосудами на головах, бегают оборванные дети и грязные собаки. Мужчина в длинной белой одежде и коричневом тюрбане погоняет впряженную в ярмо необычную пару тягловых животных: буйвола и верблюда.
Теперь наша машина вынуждена часто притормаживать и даже останавливаться. На шоссе, в границах деревень, становится все теснее. Двухколесные, доверху заваленные грузом повозки и тележки с запряженными в них ослами или буйволами, а иногда даже влекомые их хозяевами, постоянно преграждают нашей машине путь.
Наконец вся эта пахнущая чесноком и буйволиным жиром толпа остается позади. Теперь по обеим сторонам дороги тянутся обширные светло-зеленые виноградники, волнующиеся нивы ячменя и пшеницы, а так-Же бесконечные апельсиновые и лимонные рощи.
Солнце стоит уже высоко на небе, и жара мучает нас все больше. В машине ужасно душно и жарко, а желанного городка все нет. Начинаем нервничать, опасаясь, что заблудились. К тому же наш шофер, запас английских слов которого весьма ограничен, по-видимому, плохо меня понимает.
Обращаюсь к какому-то велосипедисту и узнаю, что-до Бенхи не сорок, а пятьдесят километров, и что едем мы правильно. Через полчаса мы должны быть в городке.
Миновав полотно железной дороги, мы поравнялись с первыми домами Бенхи. Чувствуем себя, как в бане, а ведь сейчас всего десять часов утра.
Бенха — довольно большой и оживленный городок. Профессор инструктировал меня, что после прибытия в Бенху надо спрашивать, где находится медресе (школа), так как рядом с ним расположен лагерь наших археологов. Вторым магическим египетским словом, которое должно облегчить нам поиски, было: мудир аль Болянда — профессор из Польши.
Оказывается, достаточно было второго. Немедленно два десятка рук протягивается в нужном нам направлении, а наиболее услужливые жители Бенхи предлагают показать путь к польскому лагерю. Сажаем одного из них в машину и, кружа по узким улочкам, выезжаем на окраину городка.
Прежде всего в глаза бросается большое претенциозное здание с фронтоном, украшенным мраморными ступеньками и белыми колоннами. Оно окружено буйно разросшимся садом, где гуляют темноволосые девушки в синей форме.
Все указания совпадают. Это медресе — школа для девушек.
В двух десятках метров левее — зеленый луг, на котором белеют шесть палаток нашего лагеря. Над ними на высокой мачте реет бело-красный флаг. Итак, мы у цели путешествия.
Наш приезд сначала выманивает из ближайшей палатки нескольких мужчин в белой одежде и таких же головных уборах. Один из них, брюнет с правильными чертами смуглого лица, сообщает на чистом английском, языке, что профессор «Михальовски» вместе с участниками экспедиции находится на коме, а мадам Кристина занята хозяйственными делами. Не успевает он кончить эту фразу, как из серого каменного домика выбегает Кристина Михаловская. Бросаемся друг другу в объятия.
Мы бестолково болтаем, забыв, что к этому интересному лишь для нас двоих разговору прислушиваются удивленные египтяне и мои спутники, которых я под наплывом чувств забыла представить супруге профессора. Быстро исправляю ошибку. Кристина Михаловская приглашает всех нас в прохладную, с одним только высоко помещенным окном комнатушку, где нам сейчас подадут завтрак. Слуга Насер — тот самый, который первым приветствовал меня в лагере, — вносит ароматный кофе, апельсиновый сок и целую гору свежих гренок.
Не успели мы сесть к столу, как по очереди начали появляться участники экспедиции. Сначала знакомимся с Лехом Домбровским. В каждой хорошо организованной археологической экспедиции обычно принимает участие архитектор, в обязанности которого входит составление документации и измерение архитектурных объектов.
Затем подходит симпатичный, крепко сложенный молодой человек с приятной улыбкой. Это — Генрик Романовский, фотограф экспедиции. Он полон энергии и веселья и к тому же отличается прекрасным аппетитом, лучшим примером которого служит его поведение во время завтрака. Он только что вернулся с раскопок, где сделал более десятка снимков ступенчатой стены, найденной сегодня.
Когда бесшумно передвигающийся Насер вносит на блюде груду горячих гренок, яйца с ветчиной и огромные салатницы с зеленым салатом, беседа за столом, естественно, переходит на гастрономические темы. Всем участникам нашей археологической экспедиции и мне очень нравится египетская кухня: обилие фруктовых соков и овощей, к каждому блюду громадные порции салата и помидоров, а прежде всего нежное, лишенное жира баранье или говяжье мясо (мусульмане не едят свинины), поджаренное особым образом.
Во время еды все участники экспедиции вступают друг с другом в настоящее соревнование. Из-за их разыгравшегося аппетита Кристина Михаловская, которая ведет хозяйство в лагере, всегда занята по горло и все чаще должна ездить с Насером в Бенху за продовольствием. Зато наши археологи, до предела изнуренные продолжающейся целый день работой и жестоким зноем, обеспечены вкусной и питательной пищей… В этом немалая заслуга повара Сенуси, знающего тайны хорошей кухни, и Насера, который без особого шума ловко и умело добывает все необходимое.
В то время как мы уплетаем завтрак и наперебой-болтаем, появляются магистр Ева Калиновская и магистр Барбара Рушчиц. Обе одеты по-мужски. На лицах у них загар цвета темной бронзы, а руки все в трещинах. Они пришли с раскопа, где остались еще профессор и магистр Анджеевский.
Спрашиваю их, в каком состоянии работы, но они вовсе не расположены к объяснениям.
— Придет профессор и все вам расскажет; без него не скажем ни слова.
— Смотри, Ева, ты уселась на место профессора.
— Ой, извини, сейчас встану.
— Как там идут дела? Доволен ли он результатами утреннего дежурства?
— Не очень, не очень… но как-то уладилось.
— Пан Генрик, когда вы будете делать снимки?
— Сразу после завтрака иду на ком.
— Но обязательно! Профессор спрашивал уже, сфотографирована ли западная стена.
— Насер, найдется у вас чашка чаю для профессора Михаловского? Он сейчас придет.
Чувствую, что профессор здесь нечто вроде доброго-божества, которое пользуется любовью своего народа, но одновременно возбуждает уважение, близкое к страху.
Во всяком случае все с энтузиазмом приветствуют его появление за столом. Никогда еще я не видела профессора в рабочей одежде. На нем высокие зашнурованные до колен ботинки, брезентовые брюки, такая же рубашка и забавная шапочка, стянутая резинкой. Шапочка плотно прилегает к вискам и прекрасно предохраняет голову от пыли.
Он сильно загорел, поэтому белые усы и густые-седые волосы еще больше подчеркивают свежесть его энергичного лица. Профессор Михаловский ничем не-напоминает засушенного ученого. Он подвижен, как ртуть, непосредствен, искренен, всегда полон дьявольской энергии.
Забавный контраст с профессором составляет магистр. Тадеуш Анджеевский, его правая рука. Небольшого роста, худощавый, очень сдержанный и педантичный, не обращающий на себя внимания, он таит искорки тонкого юмора. Говорят, что он обладает громадными знаниями. Они с профессором прекрасно сработались и отлично понимают друг друга.
Никак не могу дождаться конца завтрака. Заметив мое нетерпение, профессор быстро вытирает салфеткой губы, и мы встаем из-за стола. Начинается обход лагеря.
Лагерь занимает не больше ста квадратных метров. Шесть белых палаток расположены вокруг каменного-домика с плоской крышей, в котором размещены столовая, кладовая, мастерская Домбровского и Генрика Романовского, а также комната профессора и его супруги.