Зажгли свечу, чтобы проверить, есть ли воздух в самой гробнице. В мерцающем свете свечи из темноты появились какие-то удивительные статуи из золота, и золото, всюду золото.
Все вдруг потеряли дар речи. Шестнадцать лет упорных поисков и бесплодных усилий увенчались победой.
В комнате был целый музей. Большие черные статуи фараона, чудесные инкрустированные сундуки и шкатулки, букеты цветов и листьев из тонких золотых пластинок, ложа, стулья и трон, весь из золота, наконец, инкрустированный золотом портрет фараона. Нигде, однако, не видно было саркофага. И все же это была, несомненно, гробница Тутанхамона.
Обследование помещения показало, что это передняя камера, а сама усыпальница помещалась, вероятно, за замурованным проходом, скрытым позади черных статуй фараона. Несколько недель ушло на приведение в порядок и консервацию найденных памятников. И вот рабочие подошли к таинственному проходу. Картер и Карнарвон надеялись сразу же очутиться перед гробом того, кто царствовал три тысячи лет назад.
Когда с величайшими предосторожностями было пробито отверстие, на расстоянии одного метра был обнаружен громадный позолоченный ковчег. На стенах усыпальницы виднелись обычные египетские погребальные сцены. В восточной стене имелась дверь, закрытая на засов. После того как была открыта и она, перед глазами исследователей появился нетронутый саркофаг, в котором лежали останки фараона.
Внутренний саркофаг был вскрыт лишь в 1923 году. Лорд Карнарвон чувствовал себя уже предельно измученным. К тому же его укусила ядовитая муха, а загрязненная ранка не заживала. Жена и дочь делали все возможное, чтобы его спасти, но тщетно. Ведь тогда не знали ни пенициллина, ни стрептомицина. После трех недель страданий лорд Карнарвон почувствовал приближение смерти.
— Я услышал призыв и готов к нему, — сказал он на смертном одре.
Он скончался 6 апреля, через семь недель после своего замечательного открытия.
Рассказ о Карнарвоне вызывает у всех нас волну воспоминаний и размышлений. На память приходят распространенные в двадцатых годах легенды о смельчаках, которые археологическими раскопками оскверняли царские гробницы Египта и один за другим погибали от неизвестных болезней. Кто знает, не было ли известно древнеегипетским жрецам действие урана и не воздвигали ли они гробницы фараонов вблизи радиоактивных песков, излучение которых действовало смертоносным образом?
Несмотря на многолетние поиски, сколько еще тайн кроет в себе история древнего Египта! Кто может нам сказать теперь, что находится хотя бы в этих влажных песках на дне нашего раскопа?
Но уже пора идти. Приближается час ужина. Профессору Михаловскому предстоит еще вместе с магистром Анджеевским составить ежедневный рапорт о раскопках и записать его в так называемый journal de fouilles[27].
Мы встаем с циновки, сердечно пожимаем руки нашим темнолицым друзьям и, сопровождаемые низкими-поклонами, покидаем палатку раиса.
Надо будет еще побеседовать с ним об археологии..
ГАНЕШ
Journal de fouilles — самый важный документ наших археологов. В нем находит отражение любое событие, происшедшее на территории работ нашей экспедиции, притом вовсе не обязательно относящееся к области археологических поисков. В журнале отмечают посетителей лагеря, визит к мамуру (начальнику полиции) или обнаружение в раскопе скорпиона. Все это позволит археологам увязать с конкретным днем то или иное открытие.
Journal de fouilles — владение магистра Анджеевско-го. Обычно перед самым ужином он удаляется вместе с профессором в мастерскую мохандыса и там записывает события всего дня, В это время пани Ева и пани Бася копаются среди запыленных сокровищ своего склада, а пан Генрик священнодействует в фотолаборатории..
Почти ежедневно просматриваю записи в journal de fouilles и, согласно их данным, восполняю свои собственные заметки. Вот одна из записей:
«При разборке стены, подмытой водой, в нижнем слое кирпича найден скарабей с надписью wd't nfr. Среди кирпичей фрагменты позднеегипетской или птолемеевской керамики. Аналогичные фрагменты керамики и на платформе (в слое песка находки не встречаются). Выборочный зондаж тростником указывает на полуметровую прослойку песка, дальше следует твердая почва: вероятно, еще одна платформа из кирпича.
Калиновская на коме с аптечкой — на случай появления змей.
Утром визит американского геолога Уэллера. После обеда приключение Баси с коброй на стене».
Магистр Барбара Рушчиц, высокая рослая блондинка, постриженная под мальчика, — весьма сдержанная и солидная особа. Я никогда не видела ее возбужденной. Притом она отличается завидным здоровьем и почти никогда не устает.
Когда гонимые ужасающим зноем мы все убегаем с кома, она, непреклонная, как статуя фараона, торчит на раскопе и ругается с рабочими, особенно с маленьким Азисом Рамаданом, из-за каждой горсти выбранной из раскопа земли. А что, если там находится бусина из ожерелья какой-нибудь египетской красотки двухтысячелетней давности или бесценный фрагмент глиняной миски, найденной несколько дней назад!
— Что бы вы сделали, если бы случайно наступили в раскопе на кобру или скорпиона? — спросила я ее как-то. — Вы бы закричали?
— У меня нет этой привычки; — ответила она холодно.
— Удивительно! Я кричала бы, словно меня режут.
— Зачем? Ведь у нас есть сыворотка.
— Все равно… Быть может, я бы орала, требуя сыворотку.
Пани Барбара невозмутима.
— По-видимому, вы не видели, как египтяне ловят в нашем раскопе змей веткой и выдавливают у них яд из зубов или как убивают палкой скорпионов.
— Нет, видела, но ведь они тоже кричали во все горло.
— Они орут из-за каждой мелочи, такой уж у них темперамент. Я — нет!
В лагере существует обычай, в соответствии с которым дежурный после окончания намеченных на этот день работ обходит с Генриком Романовским ком и намечает объекты для фотографирования. Сегодня дежурит пани Бася. Так как с самого утра лагерь посещали гости, сначала американский геолог мистер Уэллер, затем атташе нашего посольства и, наконец, представители общественности Бенхи, пригласившие нас на выставку школьных работ, — магистр Рушчиц отправилась с нашим фотографом на ком лишь под вечер. На поля ложились уже фиолетовые тени, а на берега Нила спустился густой, белый туман.
— Я сделал несколько снимков, — рассказывал нам позже Романовский. — Затем мы направились с пани Басей вдоль недавно откопанного фрагмента ступенчатой стены. Вдруг пани Басе показалось, что она видит на стене обломок керамики.
— Подождите, я посмотрю, что это такое, — сказала она.
Я видел, как она шла по стене, потом нагнулась и подняла какой-то камень величиной примерно с мой кулак. И в этот момент послышался ее изменившийся голос:
— Пан Генрик, пан Генрик…
Я помчался к ней.
— Ганеш, о, ганеш… вот там!
Она была бела, как бумага. Из углубления поднималось свернутое, как пружина, скользкое тело кобры. Мы замерли.
Змея поднялась, повернулась и проскользнула по стене у самых ног пани Баси вниз, в раскоп.
В самом центре раскопа уже давно стоял Азис Рамадан. Все это произошло так мгновенно, что я не успел ему даже крикнуть, — рассказывал нам взволнованный фотограф. — Но в этом не было необходимости. Азис схватил кирпич и размозжил голову змеи. Затем он улыбнулся нам и, вынув из кармана нож, ловко снял кожу с мертвого гада. «Большой ганеш очень большой, очень красивый», — сказал он при этом.
Мы смотрели на него как окаменелые. Когда наконец мы пришли в себя, Азис уже уходил, шлепая туфлями.
Это событие взволновало всех нас и заставило усилить состояние «противозмеиной» обороны в лагере. Больше всех был потрясен профессор.
— Теперь наступает самая жаркая пора, — сказал он. — У нас будет все больше таких случаев. Один комплект сыворотки должен находиться постоянно на коме, а другой — тут, в лагере. И на видном месте! Прямо под рукой!
— Ну хорошо, господин профессор, а что будет, если коб,*а влезет к кому-нибудь ночью в кровать и ужалит его там? — флегматично спрашивает мохандыс.