— Не думаю, чтобы нечто подобное могло произойти. Здесь никогда не было такого случая.
— Но такая возможность существует, — вмешивается магистр Анджеевский, — а ведь через пять минут после укуса змеи воля человека полностью парализуется, так что у жертвы нет даже сил закричать, и через десять минут наступает смерть!
— Хорошенькая перспектива!
— Разве я не говорил! Ваша предшественница, коллега по перу, была осторожнее. Она не решалась остаться у нас на ночь.
— Перестаньте! И зачем такие рассказы перед самым сном!
— Все же помните, что необходимо внимательно осмотреть перед сном всю палатку, а одежду вешать на цепочку у столбика… и никогда не оставлять обувь на земле.
— Сунешь рано утром ногу в ботинок, а оттуда, пожалуйте, выползает кобра и шшш… жалит тебя в пятку.
— Ну и сумасшедшие же вы!
После разговора, который на меня производит не особенно приятное впечатление, отправляюсь к Сенуси.
— Ну и ну… вот Азис отличился, а мисс Бася теперь убедилась, что встреча с ганешем вовсе не так уж приятна, — ворчит Сенуси. — Всегда говорю, что нужно быть осторожным.
Часто случается, что я, как и сегодня, просиживаю в кухоньке Сенуси до поздней ночи. У меня просто не хватает сил спастись от колдовского воздействия его таинственных жестов и прервать текущий потоком рассказ о его приключениях. Сенуси моет посуду, наводит порядок в палатке, готовит овощи на следующий день или чистит рыбу и непрерывно говорит, говорит…
Голос у него скрипучий и хриплый, но в том, что он говорит, заключена очаровывающая своей простотой истина. У Сенуси своя собственная философия — он приобрел в жизни столь большой опыт, что стремится передать его другим. Но только избранным… Абсолютно не понимаю, чем я заслужила такое внимание с его стороны. Быть может, Сенуси чувствует, что я очень впечатлительна и нервна, что мне, как и всем людям подобного склада, часто требуется моральная поддержка. Кроме того, так уж получилось, что я, журналистка, приехавшая из далекой Польши, и этот старый повар, араб из африканской пустыни, почти одинаково смотрим на некоторые вещи.
Сенуси поучает меня, например, что надо делать, когда человек находится в опасности: нужно просто убедить самого себя, что не может произойти ничего плохого. Сенуси утверждает, что такая вера создает вокруг человека астральный круг, охраняющий его, как панцирь.
Я обычно действую примерно так же. Думаю, что рожденное подобным образом чувство безопасности создает в человеке состояние внутреннего спокойствия и тем самым дает ему возможность подумать, как можно легче всего избежать опасности. Боже мой, разве не так я поступала на протяжении долгих пяти лет войны и двадцати шести дней Варшавского восстания? Рассказываю об этом Сенуси, но, случайно взглянув на часы, вижу, что уже полночь. Нужно немедленно идти спать тем более что завтра с раннего утра мне предстоит дежурство на коме, а потом поездка в Каир.
У Сенуси руки вымазаны в рыбьей крови. Рыба разделана только наполовину, а ведь ее еще нужно солить… Все же он вытирает руки и проверяет, хорошели действует мой фонарик. Он напоминает мне также о вбитых около палаток колышках, о которые я вечно, спотыкаюсь.
— И прошу, мистрис, не забудьте осмотреть всю палатку перед сном, — напоминает он. — Поднимите плед так, как я вас учил. Берите двумя пальцами сверху, никогда снизу. И ботинки вешайте высоко на столбик. Москитов, вероятно, не будет; я видел, как мистер Романовский посыпал флитом вашу палатку. А может быть, проводить вас?
— Нет, спасибо, Сенуси; пойду сама. Спокойной ночи, дорогой друг.
В лагере полная тишина. Палатки зашнурованы, следовательно, их обитатели спят. В каменном домике, в мастерской мохандыса и в комнате супругов Михаловских, которые часто работают до поздней ночи, уже погасли огни. Над нашим лагерем простирается ясная, чистая ночь. Сажусь у входа в палатку, так как чувствую, что сегодня мне скоро не заснуть. Смотрю на звезды. Прямо надо мной Южный Крест, значит, север в противоположном направлении… Север и Польша. Сколько же километров отсюда до Варшавы?
Под стеной нашего домика что-то шевельнулось.
Это египетские участники нашей экспедиции, привлеченные очарованием ночи, легли спать на циновках под открытым небом. Но и они не спят… Беседуют гортанным шепотом. Их сигареты выглядят в ночной тьме как прыгающие красные огоньки. Присаживаюсь на несколько минут к Мехади, который пришел сюда из палатки отца, чтобы покурить с приятелями. Естественно, разговор переходит на случай с коброй.
— Обратили ли вы внимание, — спрашивает он меня, глубоко затягиваясь дымом сигареты «Честерфильд», которой я его угостила, — что корона фараонов объединенного Египта украшена двумя знаками?
— Да…. коршун и кобра.
— А знаете почему? Это символы Верхнего и Нижнего Египта. Коршун — горная птица, в Верхнем Египте есть горы. А в том, что кобра правильно символизирует Нижний Египет, вы, вероятно, имели достаточно возможности убедиться здесь, в лагере.
Мехади — джентльмен до мозга костей. Выкурив сигарету, он провожает меня с фонариком до палатки и почтительно желает приятных снов.
Моя палатка слегка колышется от дуновения холодного ветра. Наша экспедиция не привезла с собой собственных палаток, а арендовала их у местных властей. Изнутри они напоминают легендарные шатры арабских военачальников, так как потолок и стены покрыты цветными аппликациями — арабесками. Посредине палатка подпирается толстым столбом. С него свисают цепочки, к которым я прицепляю мои свитеры и куртку.
Хотя день был знойным, ночь пронизывает холодом. Москиты, обитатели болот Дельты, тихонько звенят за стенками палатки, но, несмотря на свет; не влетают внутрь. Боятся флита. Спасибо Генрику, он позаботился о моем сне.
Где-то жутко замяукал кот, прочирикала пролетающая птичка и захлопал на ветру флаг, висящий на высокой мачте. Вокруг нас на полях цикады исполняют свою звучную симфонию.
Огонь свечи дрожит, и по колеблющимся от ветра стенкам палатки плывут тени. Мне все время кажется, что я слышу какой-то шелест. Вынимаю фонарик и вожу им по плотно утрамбованному полу. Ничего нет. Если где-нибудь могут быть змеи, то, вероятнее всего, в окружающих мою палатку полях пшеницы.
Вот черт! Москиты все же преодолели свое отвращение к флиту. Один только что укусил меня над глазом; очевидно, его привлек свет свечи. И все же мне не хочется ее тушить.
А что если кобра в самом деле находится у меня в кровати или где-то здесь обитает скорпион и теперь незаметно ползет ко мне по веревкам палатки?
Глупая бабская фантазия работает. Надо решительно взять себя в руки, надеть теплую пижаму и забраться под плед. Уже давно за полночь, а ведь завтра в семь часов утра мне идти на дежурство с магистром Анджеевским.
Будь что будет! Иду спать!
Следующую ночь я провела в Каире. Когда я утром вернулась в Телль Атриб, магистр Анджеевский показал мне свежесодранную кожу ядовитой змеи. Это был прекрасный экземпляр, толщиной и длиной примерно с руку десятилетнего ребенка.
— Вам повезло, — сказал он. — Мы убили ее сегодня утром рядом с вашей палаткой. Вероятно, она в ней ночевала.
О ЕГИПЕТСКОЙ ДАМЕ
ПО ИМЕНИ АНХРЕН
Journal de fouilles от 21 марта содержит следующую запись: «Раскопки, которые ведутся перпендикулярно стене в западном направлении, с тем чтобы найти западную стену постройки, до сих пор не дали результатов. Зато в раскопе на глубине около одного метра найдена большая каменная ступа. Вблизи нее двойной бассейн из известняка. В той же части раскопа, несколько севернее, найден фрагмент молельни из зеленого фаянса с иероглифами и три осколка фаянса в форме цветка лотоса.
В расширяющейся в этом месте части раскопа, на глубине около полуметра, обнаружены два фрагмента металлического сосуда (вероятно, серебро).
В толще стены, с западной ее стороны, на глубине 1,3 метра от нижнего слоя кирпича, найдена надгробная стела женщины по имени Анхрен, из известняка, неповрежденная. Вблизи стелы обнаружены шарик ляпис-лазури и серебряный зубчик ожерелья.