А сейчас в этой самой квартире, в большой комнате стоит у стенки босая черноволосая девушка и с интересом, и не без лёгкого страха всё это рассматривает. И выцветшие обои, два окна, скрытые за занавесками, и выходящую на балкон дверь. И накрытый скатертью обеденный стол - тот самый, который я сумел починить и использую теперь в качестве письменного. На столе лежат несколько книг и придавленный ими огромный, развёрнутый рулон бумаги, а рядом - выключенная пишущая машинка с поднятым экраном. Та самая статья, над которой я работал. А над столом висит на стене огромный фотоколлаж - иглолёт, летящий в солнечном синем небе, среди белых облаков, так высоко, что земли не видно. Подарок коллег по работе на день рождения, который они мне сделали года два тому назад.
Ну, а мне сейчас совсем не до статьи. Надо девушку покормить - голодная ведь, после всех этих треволнений и беготни. И уложить спать - или здесь же, в большой комнате на диване, или на тахте у себя в маленькой, а самому переселиться сюда, в большую. Её бежевый чемодан притулился здесь же, у стены, а серо-коричневый рюкзачок примостился сверху, на чемодане. А что свои домашние тапочки она забыла в общежитии - это мы только что выяснили.
Она не проснулась утром, когда я вставал, собирался на работу и завтракал. После недолгого колебания я всё же устроил её в большой комнате на диване, а перед тем, как уйти, заглянул к ней. Смотрю - посапывает на боку, положив ладошку под щёку, разметав по подушке чёрные волосы. Одеяло сползло чуть ли не на пол, и я решил подойти, чтобы его поправить - и тут под ногами предательски хрустнул паркет, и видимо, это её и разбудило. Она вскинулась, натянув одеяло чуть ли не до подбородка. А я, улыбнувшись, положил рядом на стул две красненькие бумажки - на хозяйство. А сверху - запасную, бесполезную до того связку ключей.
Уже на улице, торопясь на работу, я не без удовольствия подумал, что на кухне её ждёт ещё один сюрприз: горячий чайник и два блинчика с мясом, остывающие на сковородке - всего было пять, но три съел я сам. Конечно, у девушек порой есть все основания для того, чтобы опасаться нас, мужчин. Но иногда им стоит получать и приятные сюрпризы.
Зато следующим вечером сюрприз, тоже приятный, ждал меня самого. Накануне, в метро, а потом в кафе и на берегу я видел её растрёпанной и заплаканной. А после, во время всей этой беготни и вовсе не особенно её рассматривал. Зато вечером следующего дня, когда я впервые позвонил в дверь своей квартиры...
Волосы. Иссиня-чёрные, словно ночное небо, слегка вьющиеся, чуть длиннее плеч и при этом невероятно пышные и густые. Словно языки пламени, охватившие милое лицо. Само лицо, вроде бы оставшееся прежним, но в то же время неуловимо похорошевшее. Носик маленький, изящненький, брови тоненькие, дугой. Глаза тёмные, карие, на удивление глубокие - кажется, будто в них светятся маленькие звёздочки. И улыбка. Невозможно описать, какая у неё улыбка. От такой улыбки должны звёзды зажигаться, точно.
Она отступила в сторону, явно довольная произведённым эффектом. На ней были тоненькие тренировочные брючки - как я понял, "для дома", белая в красную клетку рубашка навыпуск, маленькие тоненькие часики-браслетик на левом запястье... Когда я вошёл, протянув букет из трёх розовых роз, который до того держал в опущенной руке, милое лицо буквально осветилось:
- Это мне?
Вот так, почти год назад всё и началось. С нашего первого настоящего ужина в тот вечер. И с моего возвращения на следующий день, когда я нашёл свою квартиру до того прибранной и вымытой, что входить страшно было. С нашей первой совместной прогулки по городу в ближайшие выходные. И с первой поездкой в аэроклуб где-то месяц спустя, когда я прокатил её над городом на лёгком одномоторном "Фальке". Если вы хотите покорить сердце девушки - покатайте её на маленьком самолётике, сделав несколько не слишком сложных фигур. Если бы вы видели, как сияли глаза Полины, когда мы приземлились.
И с нашего второго визита в Университет примерно через неделю - сначала в кабинет к ректору, а потом и в другое общежитие, мужское. В этот раз с нами был участковый офицер полиции и двое городовых, и я не без удовольствия посмотрел, как на двух хамах, лазающих по ночам в девчачье общежитие, защёлкнули наручники. Те, кто любит ругать Федеративную Республику за косность и неповоротливость, как правило, не читают законов и не задумываются над тем, что machine d'Йtat (государственная машина - фр.) устроена не так уж плохо. Надо просто знать, как действовать в таких случаях. Не скажу, что всё было легко и просто - но большая проблема, свалившаяся на маленькую девушку, перестала существовать.
А наши с ней лыжные прогулки за город - месяца через два, когда наконец-то выпал долгожданный снег. Танцы вечером в "Лесной поляне", в зале перед камином, в котором так весело потрескивают горящие поленья. Первая сессия Полины в университете, которую она сдала на "десять" и "двенадцать", с гордостью продемонстрировав мне табель с оценками. И наша первая настоящая ссора - когда однажды, уже после сессии, вполне намеренно вернувшись из командировки несколько раньше, обнаружил у себя в комнате двух миленьких светловолосеньких подружек за ужином, который они накрыли прямо на полу, на расстеленном покрывале. Очень мило накрыли - в углу пел-заливался приемник, а на самом покрывале, в центре даже бутылочка стояла.
- Анатолий, познакомьтесь, - сказала заметно смутившаяся Полина. - Это мои подруги по институту, Наташа и Юля. Помните, я вам рассказывала?
- Очень приятно, - ответил я, прихлопывая музыку. - А теперь, Наташа и Юля, сию же секунду вон отсюда!
Ссора у нас тогда вышла знатная. И почему только девушки, когда злятся, становятся такими красивыми? И кто будет говорить, что удержать бешеную кошку легче? На меня кричали - как только потолок не рухнул. Меня били - маленькими кулачками по груди. "Ты ничего не понимаешь!.. Это - мои подруги, они мне помогают!.. А ты - дурак, дурак, дурак!.."
Закончилось всё неожиданно. Я дал ей прокричаться - вынужден был, потому что она всё равно не давала слова вставить в ответ. А когда иссяк поток слов и бессильно упали маленькие кулачки, спокойно сказал:
- Будешь брать горлом - вышвырну вслед за ними!
Сказал - и чуть ли не до смерти перепугался. Совсем, как шесть лет назад, во время первого конфликта с начальством на работе. Кроме шуток - мне вдруг представилось, как после таких слов Полина и в самом деле, развернётся и уйдёт. В действительности же она как-то сразу, вдруг, без перерыва ткнулась лицом мне в грудь и разрыдалась. "Прости... Я была не права... Прости...". В общем, не пытайся ты, Толька, понять женщин.
Зато в Новый Год состоялся у нас очень важный разговор. Знать бы мне тогда, насколько он важный.
Началось всё с того, что мы вместе встретили Новый Год. Не дома, в четырёх надоевших стенах, а на улице - вернее, на площади перед Мраморным Дворцом, в компании таких же беззаботных гуляк. Полюбовались вышколенными, вытянувшимися в струнку часовыми у ворот, послушали новогоднее поздравление на большом экране на дворцовой стене, поцеловались, как это принято, под бой курантов на башнях, загадывая желания. Славно прогулялись по Кленовой набережной, любуясь качающимися на волнах льдинами и проплывающими мимо корабликами, расцвеченными яркими огнями и набитыми беззаботным, танцующим людом, выслушали массу поздравлений от совершенно незнакомых людей, с трудом отбившись от назойливых приглашений со стороны двух встреченных компаний с их шампанским и фейерверками.
Словом, домой мы вернулись только часа в три - и уже здесь, у ёлки при свечах подняли по бокалу. Полина - с лёгким шампанским, которое, как я заметил, любят все девушки, я - с моим неизменным яблочным соком. Вот тогда она и спросила:
- И вы никогда не пьёте? Никогда-никогда?
Что я должен был ей ответить? Сколько раз меня об этом спрашивали! Сколько раз я сталкивался и с искренним непониманием, и с дурашливым покручиванием пальцем у виска, и с откровенным презрением, и даже с серьёзным намерением просветить дурака и наставить его на путь истинный. А сейчас рядом со мной стоит прелестная черноволосая девушка в пушистом сером свитерке, так ладно обтягивающем её фигурку и точно так же удивляется.