Мы вышли последними - терпеть не могу этой толкотни, когда все торопятся так, будто опаздывают на пожар или на свадьбу. Как всегда, Полина шла рядом, крепко, словно боясь потерять, держа меня за руку - но стоило нам оказаться в полном народа зале, как она заволновалась, запрыгала. А потом и вовсе, высвободив руку, бросилась вперёд, прямо на шею симпатичной даме в очках.
- Мама, мамуля, мамочка!..
А они и в самом деле похожи - мама тоже невысокая, тоже черноволосая, с маленьким прямым носом и с приятной улыбкой, пусть и не такой нежной и чарующей, как у дочки. Впрочем, на то она и мама, на то она и несколько старше. И очки носит.
- А вы, значит, и есть Анатолий? - спросила мама, высвобождаясь из дочкиных объятий. - Очень приятно!
Отпустив ручку клетчатого чемодана на колёсиках - того самого, с которым Полина когда-то переехала ко мне, я поклонился, ловко поймал мамину руку и поднёс к губам. Маленькая придумка, когда-то давно, до того, как в моей жизни появилась Полина, очень нравившаяся знакомым девушкам. Правда, мама от такого "галантного реверанса на все случаи жизни" слегка опешила.
- Ой, что вы! - воскликнула она. - Нет, спасибо, конечно, Анатолий, только у нас по-простому...
На просторной, выложенной серыми плитами площади перед зданием аэровокзала было много людей и много машин. Фырчали моторами автобусы, зазывали пассажиров таксисты, стояла очередь перед кассами следующей в город электрички. Мама нас торопила - ехать долго, почти час, и она хотела, чтобы мы смогли занять места поудобнее. Знать бы ей, что эту маленькую проблему я решил ещё дома, в Южно-Российске. Оставив маму с дочкой на ступеньках перед главным входом и сбросив с плеч рюкзак, я быстро взбежал на выложенный полированным камнем парапет. Кажется, вслед мне что-то кричали. Но, не успев ответить, я уже видел в стороне у стены симпатичного парня в куртке и шофёрской фуражке, державшего на длинном шесте плакат с моей фамилией.
- Напрасно вы так, Анатолий! - пеняла мне мама минут через пятнадцать, когда новенький таксомотор мчал нас по широкому шоссе в город. - Мы, конечно, вам очень благодарны, но вы и так много для нас сделали. И так много тратите.
Я оглянулся. Маму с дочкой я пустил назад - не виделись без малого год, так пусть уж наговорятся. Правда, это означало, что я не могу, как привык в таких случаях, посмотреть в глаза или нежно сжать тонкие пальчики. Шанс выплатить долг за покупку квартиры уже в будущем году стремительно сокращался - это правда, но не скажу, что я так уж сильно об этом жалел. Но, всё же, наверное, не следовало выдавать вслух ту глупость, какую тогда сказал я:
- Поверьте, она того стоит.
Город начался неожиданно. Мне казалось, что мы ещё долго будем мчаться среди зелёных лесов, в которых преобладали тополя и берёзы, и не менее зелёных лугов и виноградников почти без признаков жилья, если не считать таковыми время от времени попадающихся маленьких, сколоченных из сероватых, потемневших от времени досок, сарайчиков. Как вдруг на высоком бугре появилась треугольная стела с крупными белыми буквами: "Лермонтов". И вот уже, обгоняя неспешно ползущие троллейбусы, таксомотор мчится по широкой улице, обсаженной деревьями по обеим сторонам. Справа и слева стоят невысокие дома - в один, в два, редко когда в три этажа. Широкие тротуары выложены разноцветной узорной плиткой, то справа, то слева мелькают поперечные улочки и скверики, где растут каштаны и липы, а над витринами магазинчиков, которых довольно много в первых этажах, висят полосатые тенты.
А как позабавил меня полосатый серо-дымчатый котёнок, гревшийся на солнце на чугунной решётке тротуара, прикрывавшей корни росшего на улице дуба. Таксомотор остановился напротив рубленного трёхэтажного деревянного дома с балконами и резными наличниками. И, пока я расплачивался с водителем и принимал у него вещи, Полина заметила этого котёнка. Подошла, присела на корточки, погладила мягкую серую шёрстку кончиками пальцев:
- Привет.
Оказалось, что она с родителями живёт на третьем этаже этого самого деревянного дома. Прежде о таких домах мне лишь приходилось слышать - видел же я такой впервые. И в самом деле, настоящий многоквартирный дом со всем, что положено - с просторным подъездом, ведущей наверх скрипучей лестницей и дверьми квартир, выходящими на лестничные площадки. Даже с обязательными почтовыми ящиками между вторым и третьими этажами. Нет-нет, почтовые ящики здесь вовсе не были деревянными. Напротив, они оказались вполне современными, из стекла и металла.
За деревянной дверью на третьем этаже обнаружилась довольно просторная и очень светлая квартира в четыре комнаты с высокими потолками и даже целых два балкона, один из которых выходил во двор с обязательной детской площадкой, а другой - в заросший вишней проулок. Много мягкой и лакированной мебели, ковёр на стене и разлапистая пыльная пальма в углу в большой комнате, неизменный телевизор напротив обеденного стола.
И на удивление много книг, стоявших в отдельном узком книжном шкафу за остеклёнными дверцами. Главным образом приключенческих, географических, первопроходческих, написанных на Старой Земле лет триста назад, в те времена, когда Земля была единственной планетой Солнечной Системы. Жюль Верн, Луи Буссенар, Майн Рид, Качулкова, Обручев, Штильмарк, Каверин... Кстати, "иностранцы" все переводные, а не на языках оригиналов. Немало оказалось и книг новых, но тоже художественных и приключенческих, посвященных открытию и освоению новых планет Солнечной Системы. Гарин, Сергеев, Кульчитский, Тибо, Менсон. Целая полка занята альбомами с видами планет. Хотя, признаюсь - в другое время и в другой ситуации не удержался бы от того, чтобы открыть дверцу шкафа и сунуть туда нос.
- Здравствуйте, молодой человек!
Оказалось, это папа. Невысокий - мне показалось, мама даже повыше будет, лысоватый, круглый, как колобок - брюшко полы пиджака раздвигает. Разодетый и расфранченный, как на парад - новёхонький, идеально отглаженный серый костюм, отутюженная белая рубашка, галстук. А рядом - два новых родственника мужского пола: такой же невысокий парень вполне призывного возраста и мальчишка лет тринадцати.
- Знакомьтесь, молодой человек! Это - Саша, а это - Игорь.
- Александр, - немедленно поправил папу взрослый парень.
Впрочем, как я узнал почти сразу же, на самом деле ему всего лишь шестнадцать. Он просто старался выглядеть старше, а на самом деле старшая из них, из всех троих Полина. О чём сообщила мне выглянувшая из дверей кухни мама, после чего выставила нас - меня и Полину, на улицу. Дескать, виновникам торжества нечего делать в доме, где заканчиваются последние приготовления к торжественной встрече. Мои робкие возражения, что не надо никакой торжественной встречи, были быстро пресечены. И вот уже мы с Полиной сидим на лавочке под балконом в том самом, заросшем вишней проулке, держимся за руки - и Полина рассказывает, что у них здесь и как, и что именно изменилось за время её отсутствия.
- И как тебе?
- Даже не знаю, - ответил я. - Странно как-то. Совершенно не представляю, каково это - иметь большую семью...
- Толик! Ты мне это уже говорил...
- И сейчас ты снова мне скажешь, что со мной чувствуешь себя маленькой девочкой, а с ними - старой, много повидавшей женщиной.
- Толик!..
Как же я люблю, когда она улыбается! Кто ещё в целом свете может улыбаться так солнечно и так нежно? Век бы на неё такую любовался. Сколько мы просидели? Как бы не до самого вечера, когда заходящее солнце повисло над самыми крышами, а на зелёную траву и на стену дома напротив легли длинные тени.
- Молодые люди! - окликнула мама с балкона. - Только вас ждут!
Ну, и стол же они накрыли! В большой комнате под той самой разлапистой пальмой, на снежно-белой скатерти с вышитыми ярко-красными вишнями. И салат такой, и салат сякой, и всякого рода рыбка-колбаска, и нарезанные огурчики, и хлебушек-печенюшка... А, судя по характерным запахам, донёсшимся с кухни, когда мы входили, должна была быть и вторая перемена, суп или картошка. Нет, Полина ещё дома говорила, что нашего приезда ждут, но чтобы настолько...