Улицы во многом отражают сказанное, здесь можно видеть дам, явно относящихся к социально более высоким кругам, даже студентов и бывших офицеров, которые пролают газеты, сигареты и почтовые открытки. Поскольку ссуды не выплачиваются, использование банковских вкладов сведено к минимуму, люди, не находящиеся на содержании у государства и не занимающиеся ремеслом, находятся в отчаянном положении. Несмотря на высокую зарплату, бедствуют даже рабочие и служащие, так как высокие цены и нехватка продуктов не могут быть устранены ни карточной системой, ни господством рабочего контроля.
4 мая.
Для меня представляет большой интерес, наконец–то, ознакомиться с непосредственной работой одного из ведомств министерства иностранных дел. Провал нашей внешней политики, ставший очевидным в июле 1914 года даже непосвященному и усугубившийся во время войны, выдвинул на передний план общественного интереса вопрос о реорганизации и введении дополнительного персонала в министерстве на Вильгельмштрассе. Здесь, в Москве, я намерен выработать свое собственное мнение, освободившись от того критического отношения, которое было преобладающим в армейских кругах и до сих пор разделявшегося мною. Провал нашей
дипломатии после Бисмарка10 является фактом, который нельзя объяснить только международным положением, а также намеренными или непреднамеренными действиями какой–либо инстанции. Высокий уровень профессионализма должен подтверждаться значительными делами. Если этого не происходит, нужна реформа. Внешняя политика слишком опасная сфера деятельности, чтобы допускать в нее людей посредственных. Изменение политических средств отражается на солдате и на всем народе и вынуждает продолжать войну в неблагоприятных условиях.
Эта тема уже была однажды в январе 1915 г. предметом спора между мной и советником посольства Рицлером11, который является сейчас главной опорой графа Мирбаха. В описываемое время Рицлер был направлен Бетман–Гольвегом12 в качестве члена имперской канцелярии в Лодзь с целью сбора материала в 9–й армии по польскому вопросу. Он отметил тогда, что министерство иностранных дел весьма недовольно и находится в тяжелом положении в связи с тем, что армия не принесла быстрой победы, как этого требовало министерство. И хотя я был согласен с его оценкой неудач нашей армии на западном фронте, у меня был повод возразить, что упреки здесь неуместны, так как армия принимала решение под давлением политиков и в крайне неблагоприятных условиях, в коалиции с очень слабыми в военном и экономическом отношении союзниками.
Я вспоминаю об этом разговоре, поскольку он отражает различие взглядов — дипломата, с одной стороны, и представителя генерального штаба и армии — с другой. Во время войны эти отношения еще более обострились из–за недовольства всех гражданских так называемыми недопустимыми решительными мерами Верховного главнокомандования, о которых я не могу и не хочу судить.
К сожалению, и сейчас среди нас ощущается взаимное недоверие, но хочется надеяться, что в результате совместной работы и совместного проживания оно будет преодолено.
Д–р Рицлер, без сомнения, одаренный и широко образованный человек. Его восхищение и решительное заступничество за его прежнего покровителя, бывшего рейхсканцлера БетманГольвега, можно считать неподдельным, а верность искренней, поскольку его подзащитный уже не у власти. Мне кажется, что под влиянием крайне демократических внутриполитических взглядов (которые заставляют Рицлера особенно ценить газету «Франкфуртер Цайтунг»), в нем выработались определенные черты немецкого либерализма, нередко останавливающие его перед решительными действиями.
В штаб дипломатической миссии входят также советник граф Бассевиц и атташе фон Лисов. Но почти вся политическая работа находится, похоже, в руках Рицлера, поскольку считается, что он особенно хорошо знаком со здешними условиями.
Примечательно, что ни один из четырех дипломатов не владеет русским языком. Если это было крайне необходимо и раньше для получения представления о жизни широких масс, то этот недостаток особенно ощутим в сегодняшней России, в которой нынешние правящие круги не владеют французским языком. Я замечаю по себе, насколько мешает мне незнание русского языка, хотя в моем случае этот недостаток не столь велик, поскольку местами мне помогает знание французского, а все русские комиссары, с которыми мне приходится общаться, понимают немецкий язык.
Наверно, правы те, кто пишет в «Гамбургер Данкшрифт» о реформе нашего министерства иностранных дел, полагая, что при подготовке дипломатов необходимо особо учитывать тот факт, что иностранное представительство должно, прежде всего, понимать народ, владеть вопросами экономики.