А эти русские люди в зале лакейски восторженно аплодировали, кричали «браво». И Леша хлопал. Как сможет он разговаривать с ними? Под конец англичанин объяснился в любви к русским (несмотря на их отсталость), клялся, что войска введены для мирных целей и что единственное стремление союзников — помочь России в ее безмерных трудностях, ради победы над большевистской чумой.
Какой поднялся шум! Все встали, хлопали, кричали: «Ура — союзникам! Ура — верховному правителю!» Блеклый полковник и бойкая переводчица кланялись, как любимцы публики, и не по-русски благодарили за овации — молитвенно складывали и пожимали собственные руки. Потом они спустились в зал, их окружили. Большинство публики потянулось к выходу. Левая туфля просто мученье. Виктория смотрела на Лешу — лицо у него спокойное, даже веселое. Вокруг разговаривали:
— Союзники держатся очень благородно.
— А коммерческий интерес?
— Мы мало думаем о рабочих, он прав.
— Лучше абиссинцы, чем большевики.
— Неужели с ними заключат мир?
— Что? Признать их законным правительством?
— Союзникам, однако, палец в рот не клади.
Леша сказал:
— Давайте искать Шатровского.
— Он здесь, я вижу. Вон лысина и золотая прическа — это жена его.
В толпе мелькнула зубастая улыбка и мощные белые плечи Мытновой — обновила «парижский туалетец». Тася и Люда Крутилины кивали Виктории, с любопытством поглядывали на Лешу. «Это — ерунда. Нектария, слава богу, нет, не возвышается над презренным плебсом. Вот его встретить…» — и тут же увидела, как он осторожно спускается по шатучей лесенке со сцены.
Публика выходила в фойе, уплыли среди других голов золотистая башня и лысина генеральской четы. «Надо скорей за ними, не упустить». Почти у самой двери — Нектарий. Поглядывает поверх толпы во все стороны. Виктория спряталась за Лешу. «Все равно увидит — огромный зверюга, и сама не маленькая, не в маму. Что ему сказать? Лешу спросить?..» Он будто угадал:
— Давайте в заднюю дверь — свободнее.
— Да, да, хорошо.
Народу в фойе оставалось немного. Нектария пока нет. Она повела Лешу к Шатровскому. Генерал, окруженный офицерами, стоял в дальнем конце фойе, сильно жестикулируя, что-то говорил англичанину. Тот смотрел мимо него на кружок дам. В центре генеральша — зеленое платье, соболий палантин — красиво. С ней переводчица, Федосья Архиповна Мытнова — в розовых кружевах, плечи как сало белые — и совсем незнакомые дамы.
— Лысый в середине — Шатровский… руками машет…
— Ага. Я так и думал.
Виктория крепко сжала Лешин локоть, чтоб сказать: «Я — рядом, готова помочь». Саженях в двух от генерала Леша приостановился:
— Подождите. Лучше один подойду. Удобнее.
Виктория выпустила его руку, отступила к стене, Леша подходил к группе офицеров. На нем была точь-в-точь такая же форма, такой же английский френч, но все равно он отличался от этих — комнатных, серых — вокруг генерала. Это так видно.
Он щелкнул каблуками, вытянулся в струнку, сказал громко:
— Ваше превосходительство, разрешите побеспокоить?
Разговор вокруг стих.
— В понедельник, в десять утра. Или, — Шатровский взглянул на невысокого худого офицера, — капитан Озаровский, примите поручика, — и снова обернулся к англичанину.
— Дело безотлагательное, чрезвычайное, ваше превосходительство, — настойчиво сказал Леша. — Я прибыл из Устьреченского.
С любопытством рассматривали его офицеры и дамы, у генерала глаза стали внимательные.
— Это под Карачинском, ваше превосходительство, — тихим голосом объяснил капитан Озаровский. — Это фронт.
Слово поняли даже иностранцы, заговорили все разом:
— Боже мой! Красные банды?
— Ужасно, ужасно, ужасно!
Генерал встревоженно смотрел на Лешу, закусил губу, и аккуратная эспаньолка встала дыбом:
— Под Карачинском. Так.
— Сообщение секретное, ваше превосходительство.
— Понимаю. Капитан Озаровский!
— Можно уединиться с господином поручиком в красной гостиной, ваше превосходительство, — сказал Озаровский.