Кто? А, Зеленецкий, великий златоуст.
— …Но есть вещи, которые могут отвратить людей колеблющихся, так сказать, заядлых гуманистов, иметь не тот резонанс и покоробить союзников…
— Сегодняшняя гуманная лекция смутила вас, однако, господин адвокат.
Не ушел. Почему они все не уходят?
— А давайте поглядим как материалисты. Мало мы им дали товаром да концессиями? Не так уж бескорыстны, да и не больно брезгливы наши союзники.
Он поймет, кто — Леша.
— Не о том я, Нектарий Нектариевич. Это — само собой. Я о произволе, о жестокостях, которые могут обернуться против нас же. Бешеных собак уничтожают — это аксиома. Но зачем средневековые пытки? Бессмысленно, некультурно и просто отвратительно.
— Так в чем, однако, дело-то?
— Ко мне обратилась дама, вернее женщина, фамилия…
Зеленецкий говорил тише, голос терялся, все труднее было выделять его из общей болтовни, смеха, восклицаний.
— …Арямов — знаете, из контрразведки? На допросе втыкал ее дочери под лопатки ножницы… и беззаконие, и…
— У вас такие испуганные глаза… — Это Озаровский.
— Нет, нет. Вам показалось.
— …Согласитесь, это омерзительно, садизм и, главное, бессмыслица. Канцелярские ножницы! Ну, расстреляй, если уж…
— Господа! Слушайте, остроумнейшая загадка…
— …Совсем распоясались, а если об этих ножницах станет широко известно…
— Станет или не станет, беды в том не вижу. — «Этого слышно ясно». — Слабонервным эсерчикам с нами, все одно, не по пути. Лес рубят — щепки летят.
— Но это может…
Нектарий будто придавил Зеленецкого:
— И, право, советую: не суйтесь вы в дела контрразведки. Сидим-то ведь на вулкане: там — восстание, там — банды. И не ко времени нынче излишняя чувствительность.
Если Нектарий догадается…
— Вот — вы побледнели даже.
— Нет, — расправила похолодевшую спину, посмотрела в глаза Озаровскому. Замученные глаза. — Да. Меня пугает жестокость.
— Меня тоже ужасает, отвращает… Я становлюсь больным от столкновения…
— …Принцевы, конечно, был блеф. — Это Крутилин подвизгивает. — Полковник не упомянул даже.
Нектарий глухо засмеялся:
— Больно вам эти острова нужны? Мириться с большевиками? А вот, у вас не спросясь, адмирал отказался от конференции.
— Да что вы?
— Дипломатический ход, само собой. Вести переговоры — признать юридическим лицом, то есть законным правительством. Представляете, какое впечатление…
— Все вы о впечатлениях хлопочете. А дело-то, господа мои, не во впечатлениях, а в реальной силе.
Крутилин хихикнул:
— А, знаете, ведь у Маркса написано…
— Много у Маркса писано, да, однако, не все нам подходит.
Всех перебивает, как по щекам бьет. А они не смеют. Паркет дрогнул — это он пошел. Надо за ним.
— Поздравляем с женишком. Мы-то думали, что вы розовенькая, а оказывается… — перебивали одна другую барышни Крутилины. — Очень эффектный мужчина. Поздравляю.
Они думали, а Нектарий?.. Не упустить его.
— Спасибо, Тася, спасибо. Простите, пожалуйста…
Нектарий уходит в буфет, надо остановить.
— Так в киоске-то моей поторгуете? — Мытнова обхватила ее за талию.
— Конечно. Простите, я… мне… Нектарий Нектариевич, боюсь, уйдет.
— Куда ето он от банкету пойдет?
Что? Еще не легче! Пригласят, а с Лешей не сговорились. Что он так долго? Вдруг догадался Шатровский?..
— Мой, однако, доглядывает, чтобы там все по порядку.
Ерунда, генерал бы уже поднял тревогу.
— Только нами и живут, интеллигенция щипаная.
Надо ждать. Успокоиться. Ждать.
— Очень об себе понимает, что, дескать, генеральша, в благородном пансионе училась, по-французскому, по-английскому…
— А банкет в честь англичанина?
— Дык союзник, однако. Вона и Нектарьич жалует.
Виктория пошла ему навстречу, подумала: как кролик в пасть удава.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Минуточку сроку, Виктория Кирилловна. Генерала надобно звать — пора к столу, все ожидают — неловко. Позволите? — Он держал ее за локти, смотрел понимающе, и подозрительно, и ласково, как на ребенка.
— Хорошо. Конечно. — «Он идет к Леше». — А можно, я провожу вас?
Она заставила себя опереться на его руку, чувствовала тепло руки и нежность в том, как он неторопливо подстраивался к ее шагам.
— Я весь внимание, Виктория Кирилловна.
— Я хотела сказать вам… Попросить вас… — «Щебетать, как Лидия Ивановна, с ним нельзя». — Вы обо всем уже слышали…
— Не волнуйтесь, бога ради. Слышал. А щечки горят и бледнеют, глазки блестят — видел, и понял вас, дорогая Виктория Кирилловна.