— Ко́го черта везут с царапинами! А впрочем… — и опять махнул рукой, точно говоря: «Пропади все пропадом!»
Солдаты в большинстве с тяжелыми ранениями, многие обморожены.
— Эк тебя угораздило! — Лагутин опустился на колено около молодого солдата. Толстая повязка на груди намокла свежей кровью, дышал он с хрипом и бульканьем.
— Кабы не так угораздило, — тихо сказал раненый, — так уж сюда бы не попал, однако.
— К красным перебежал бы, сволочь! — В углу у стены, бледный, с побелевшими от ярости глазами, стоял офицер. — Предатели, трусы, подлецы! Всех, всех перестрелять!
— Но, но, благородие, потише!
— Смотри, как бы тебя не кончили!
— Молчи, паразит!
Солдаты гудели, поворачивались к группе офицеров.
— Что вы, братцы, что вы, милые! — заискивающе залепетал другой офицер.
Первый остервенело кричал:
— Мерзавцы, шкурники, хамье! Вешать!.. Расстреливать! Пороть!..
— Замолчь, зверь!
— Мы те покажем — пороть!
— С Толчаком его на осину!
— Бей подлеца-вампира!
— Замучили, проклятые…
— Бей, бей!..
Медленно, трудно, грозно поднимались серые, в кровавых бинтах. Кто-то рванул офицера за ноги, и тот, нелепо цепляясь за стену, сполз на пол.
— Души его к черту!
— Заткни его разом!
— Братцы-солдатики, что вы!
— Светопреставление!
Сестра, сопровождавшая партию, закрыла лицо косынкой. Виктория встала. Сейчас произойдет непоправимое.
— Товарищи! — высокий звонкий голос Лагутина или запретное слово «товарищи» остановило солдат. — Товарищи, брось! Брось, говорю! Зачем себя зря губить? — Перешагнув через двоих лежачих, Лагутин сильными руками выдернул поваленного офицера, поставил и оттеснил его к двери. — Отведите господ офицеров наверх, сестра! Я пока сам здесь…
Всю ночь размещали раненых в коридоре, на смотровых топчанах, и на полу на матрацах по двое. Кое-как обмывали — ванны уже вышли из строя, — перевязывали.
Только под утро Виктория повела приезжую сестру в бельевую напоить чаем и уложить на деревянном диванчике между шкафами. Женщина ежилась, вздрагивала, прикрывая глаза, ровным голосом говорила:
— Светопреставление. Я вас уверяю — светопреставление! И японскую прошла, и германскую, но подобного и вообразить не могла. Одно сплошное убийство. Хорошо, доктор нашелся, сказал: «товарищи». Солдаты знаете как это слово слушают? Оно теперь для них — все. Ах, светопреставление, столько жертв, столько крови, ужасное отношение, и такая злоба. И вы знаете, — она беспокойно оглянулась и зашептала: — Кажется, уж пусть лучше большевики. Я вас уверяю — страшнее этих быть не может!
Женщина говорила путано, бог ее знает, что она в конце концов думает, — Виктория спросила безразличным голосом:
— А красные наступают?
— Уж поди Омск взяли, — женщина поежилась и зевнула. — А солдаты — как ночь, так и бегут к красным, ну совершенно не хотят воевать. Устали, бедные, и не понимают, — зачем, говорят, мы против своих идем? — Она вздрогнула, передернула плечами. — Светопреставление! Раненых держат в пакгаузах, на морозе. Бесчеловечность, знаете…
— Сестрица, скорее! Идите скорее! — крикнула в дверь сиделка, всхлипнула: — Никак, Осипа Ивановича заарестовали!
— Светопреставление!
Виктория пролетела лестницу, распахнула дверь в коридор, почти наткнулась на Лагутина. Он шел меж двух солдат с ружьями, позади — изящный офицер С большими навыкате черными глазами и тяжелой нижней челюстью. Виктория схватила Лагутина за локоть:
— Осип Иванович!.. Куда вы?
Он пожал плечами.
— Ко мне в гости! — Офицер щурил черные глаза и улыбался.
— В гости не ходят под конвоем…
— Отойдите-ка, девица, в сторону!
Лагутин с силой отстранил Викторию и быстро пошел. Она рванулась было — и стала. Внимательно оглядывая ее, прошел офицер. Она стояла. Еще один друг… Спасти не могла, а уйти с ним в контрразведку?.. Хорошо, что остановилась, стерпела. Но за что его? И что дальше?
Послала санитарку к директору клиники, взяла стакан с термометрами и пошла в офицерскую палату.
Круглолицый — тот, что ночью подлизывался к солдатам: «братцы, братцы», — говорил:
— Ты все-таки, знаешь, сволочь! Ну, я понимаю, солдат… А доктор, в сущности, тебя спас — зачем ты его?..
— Солдаты свое получат, — сквозь зубы цедил белоглазый. — Арямов их возьмет по одному, тихо. А доктор что-то очень накоротке с этой кличкой «товарищи».
За слово? За одно слово? А кто такой Арямов? Арямов, Арямов… Вдруг Виктория будто услышала бархатный голос адвоката: «…Арямов из контрразведки запустил под лопатки ножницы, обыкновенные канцелярские ножницы…» Что с ним сделают? А с солдатами? Надо предупредить.