Он не то заснул, не то впал в забытье. Пришел в себя от возни снаружи. Что-то стукнуло, раздался приглушенный возглас, сквозь толстую дверь донеслось звяканье… Дверь распахнулась, и в кладовку вошел Стас.
Тимур поднялся на дрожащих ногах. В коридоре лежал, держась за голову, Муха, под стеной трясся Стылый, с разбитых губ его текла кровь. Он громко икал, содрогаясь всем телом, и каждый раз изо рта брызгали красные капельки.
Стас схватил Тимура за плечо, и мальчик вскрикнул.
— Извини. — Стас взял его за левую руку и потянул наружу. — Ты как? Сильно побили?
Стасу было семнадцать. Странно выглядел взрослый Стылый, со страхом глядевший на него и пытавшийся вжаться в стену.
Хотя плечо ужасно болело, с появлением брата Тимур повеселел. Замирая от ужаса и восторга, он ногой ткнул ненавистного Муху по ребрам.
— Ты его убил?
— Живой, хотя жаль, — брезгливо бросил Стас и повел брата по коридору мимо икающего директора.
Потом все было как во сне. Стас протащил его мимо старого охранника, который, провожая их диким взглядом, наяривал по телефону (в милицию звонит, решил Тимур, или сразу домой отцу Игорюли), быстро провел через интернатский двор — к грязной двухдверной «Ниве» с разбитым задним стеклом.
Брат что-то говорил, но Тимур почти ничего не понимал: ему опять стало плохо. Все плыло, кружилась голова, хотя боль в плече уменьшилась, но рука вообще не слушалась и болталась, будто резиновый шланг.
Стас помог ему устроиться на сиденье, закрыл дверцу, быстро обойдя машину, сел за баранку и врубил двигатель.
— Я за тобой приехал, — сказал он. — Зашел, они мне стали втирать что-то, я насторожился… Ладно, не важно уже. Едем в Зону.
Тимур молчал, слишком ошалевший, чтобы толком соображать. Стас потянулся захлопнуть дверцу, но передумал и зачем-то сунул руку под куртку.
Мальчик разинул рот, когда брат достал большой черный пистолет. Вернее, это тогда Тимуру оружие показалось очень большим и внушительным, потом-то он понял, что у Стаса был обычный старый ТТ.
В дверях интерната показался дежурный, за ним шатаясь выбрел Муха, следом выскочил Стылый с охотничьим ружьем. В городке у многих имелось подобное оружие, ведь в лесах вокруг можно охотиться, но Тимур понятия не имел, что директор хранит ружье в своем кабинете. Спотыкаясь, Стылый побежал к ним. Перекошенное лицо его было диким, длинный ствол ходил ходуном.
Стас, встав на подножку, трижды выстрелил поверх кузова. Первая пуля пролетела над головой Стылого, и тот рухнул с поребрика, выпустив ружье, которое глухо брякнуло об асфальт. Вторая ударила в дверь между дежурным и Мухой — оба упали, причем Муха перевернул урну и закричал, — а третья пробила окно директорского кабинета на втором этаже.
— Сволочи они все тут, — сказал Стас, снова садясь в машину и пряча пистолет. — Как зверье себя ведут. Не осталось нормальных людей за Периметром.
Он ударил по газам, крутанул руль, и «Нива», дребезжа багажником и кренясь на левый борт, покатила к выезду со двора.
После этого Тимур некоторое время не слишком хорошо понимал происходящее.
Например, он не знал, как Стас провел его через Периметр, лишь позже сообразил, что дядьки в серо-зеленом были военными, которым старший брат дал взятку, чтобы их пропустили.
Не знал, что двухэтажный бревенчатый домик с пристройками на краю заброшенного городка называют «Сундуком» и что здесь часто останавливаются сталкеры перед дорогой в глубокую Зону. Только гораздо позже он понял, чем псевдособака отличается от обычного пса и почему, услышав рокот вертолета над головой, надо побыстрее прятаться.
И лишь попав в небольшой лагерь на краю Свалки, он начал постепенно осознавать, где оказался и какая жизнь ему теперь предстоит — жизнь сталкера.
Поначалу Тимуру казалось, что все происходит наяву, он опять двенадцатилетний и заново переживает ту ночь в интернате, поездку в Зону, начало сталкерской жизни. А потом он понял: это сон, просто сон… …который вдруг стал темным коридором — и сознание Тимура устремилось по нему. Коридор извивался, будто огромный червь, впереди было пятно света, оно расширялось. Стенки коридора стали вязкими и сузились, не пуская Тимура дальше, затягивая в себя, опутывая липкими волокнами, но он вырвался и влетел внутрь светового пятна, где ему открылась Зона.
Но не та, привычная, которую он знал раньше. Более мшистая, корявая, деревья здесь росли гуще, тяжелые еловые лапы провисали до земли, кривые ветви чернели на фоне ярко-синего — слишком яркого и слишком синего, какого-то неживого — неба. Ручьи глухо шумели в лесных чащах, таинственно, странно мерцали аномалии, и гулко лопались пузыри в болотах. От Свалки расползалось облако ядовитых серых миазм, что-то светилось посреди Темной долины, по улицам Припяти и Луганска бродили тусклые тени.