Упустив главаря, Боцман выстрелил ему вслед и побрёл обратно, сам не зная куда. Он же посреди Могильника, отсюда в одиночку, без снаряги и с единственным стволом, где осталось пять патронов, не выбраться. Он смертельно устал, очень болели ожоги, и ещё почему-то ломило зубы с левой стороны. В голове было совсем пусто, так что он просто шёл, спотыкаясь о кочки, пока не разглядел впереди два силуэта.
Остатки инстинкта самосохранения заставили его опуститься на корточки под кустом и поднять оружие. Руки дрожали, ствол ходил ходуном, но Боцман стиснул зубы и прицелился получше.
Люди подошли ближе, и он узнал их. Надо же — выжили! Он мог завалить обоих, потому что они теперь были совсем рядом, но не видели его.
Раздался знакомый голос, второй человек ответил. Споткнулся, выругался. Боцман не шевелился, только ствол пистолета в руках двигался вслед за ними.
Они прошли мимо — всего в нескольких шагах, так и не заметив его. Когда за спиной стих шелест травы, бандит встал. От боли он соображал совсем плохо.
Может, за то, что он сделал хороший поступок, не пристрелил этих двоих, Зона простит его? Или не Зона, а Бог? Наверное, он ведь есть… Ну да, а кто же иначе всё это создал? Весь мир и эту… бесконечность, о которой толковал бывший главарь. Ведь это был хороший поступок, правда? Он ведь мог их обоих грохнуть, запросто, но не стал. Так почему бы высшим силам, кто бы они там ни были, не смилостивиться над ним и не позволить ему выжить? Выбраться из Могильника, дойти до Периметра, потом наружу… Боцман пообещал себе, что никогда больше не вернется в Зону. Устроится ночным сторожем где-нибудь в колхозе. Или на баржу — ведь он когда-то плавал на речной барже, и это было хорошее время! Ну точно, решено. Он сделал людям добро, оставил их в живых, и за это его пощадили. И теперь он выживет, точно, не может быть иначе, это ведь закон природы, это будет просто справедливо, а мир ведь справедлив, правда? Ну, в основном… Иван Сергеевич Нечипуренко, известный в Зоне под кличкой Боцман, улыбнулся, решив, что всё с ним будет хорошо, и зашагал веселее, расправив плечи. Наперерез ему через заросли тихо пробирался матёрый кровосос.
Светящаяся, исходящая паром белая вода растекалась лужами и журчала между извилистыми полосками влажной мягкой земли. В центре этого притаившегося посреди Могильника теплого белесого мирка высился «ментал».
Он напоминал маленький вулкан из слизи. Или, может, из слипшихся комьев силикона, залитых клейким пенистым маслом.
Вместо огня и лавы вулкан изрыгал пузыри света.
Внутри «ментала» виднелись изогнутые мерцающие пласты, гирлянды лиловых почек, длинные колбаски и синеватые комки. Они медленно перемещались, срастались и распадались.
Из расползшегося по земле мягкого основания торчали округлые выросты, большинство — крошечные, слипшиеся гроздьями вроде виноградных, а один размером с артефакт, который Стас прислал в посылке. Даже полностью сформировавшийся «слизень» не отрывался от «ментала», соединённый с ним прозрачной пуповиной, по которой струились искры, а ещё — тонкими мерцающими нитями.
Над обращенным к небу жерлом аномалии, напоминающим верхушку оплавленной свечи из прозрачного воска, взлетали пузыри света. Призрачные, тающие на глазах, они появлялись неравномерно и отличались размерами — от теннисного мячика до сфер размером с автомобиль, — и внутри каждого что-то плыло, покачивалось, странные силуэты и фигуры кружились там. Пузыри поднимались и таяли в темноте над Могильником.
Тимур остановился, держась за контейнер.
— Стас, я дошёл, — произнёс он. — Не знаю, успел или нет, но я сделал всё, что мог. В тот раз не сделал, побоялся, сбежал, а теперь сделал. Очень хорошо, если это спасет тебя, но если нет… Если нет, больше я уже ничего не могу.
А это, можно сказать, и не артефакт даже. «Слизни» — сыны «мечтала», плоть от плоти его…
Так, кажется, говорил Старик?
Тимур осторожно достал из контейнера сросшиеся «слизни», поднял двумя руками и понёс к «менталу», уверенный, что, если их положить возле аномалии, мерцающие нити протянутся между ними, а после из «ментала» выступит прозрачная трубка пуповины, удлинится и врастет концом в артефакт.
Сзади щёлкнул выстрел, и пуля ударила его в левую лопатку — будто туда приставили долото и с размаху врезали молотком.
Вскрикнув, Тимур повалился лицом вниз на пропитанную белой водой землю. Артефакт вылетел из рук и упал рядом с аномалией.